автомобиля. У него было задумчивое настроение, он никуда не торопился.
Какой необычный мозг! В нем ничего нельзя было прочесть, кроме смутных поверхностных пульсаций. «Это не вызывало бы удивления, — подумал Джомми, — если бы Джон Петти мог сознательно оберегать свои мысли.» Похоже, что здесь действительно был барьер, столь действенно скрывающий мысли, барьер, почти такой же, как и у слэна. Но в то же время и чем-то отличный. Через него проникали обертона, которые говорили о безжалостном характере, о высшей степени тренированном и выдающемся уме. Неожиданно через этот барьер пробился обрывок мысли, вынесенный на поверхность шквалом бушевавшей внутри страсти, всколыхнувшей спокойствие Петти.
«… придется убить эту девчонку-слэна, Кетлин Лейнтон. Это единственный способ подкопаться под Кира».
Джомми судорожно старался ухватиться за эту мысль, но она ушла в тень, за пределы досягаемости. И все-таки он уловил суть. Девочку-слэна по имени Кетлин Лейнтон должны были убить, чтобы тем самым подорвать влияние Кира Грея.
— Босс, — донеслась мысль Сэма Эндерса, когда он обращался к сврему шефу, — включите, пожалуйста, вон тот тумблер. Мигающий красный огонек на панели означает общую тревогу.
Мозг Джона Петти остался равнодушным.
— Пусть их, — отмахнулся он. — Эти тревоги только для мелких сошек.
— Может быть, все же послушаем, в чем там дело? — сказал Сэм Эндерс.
Автомобиль чуть-чуть замедлил свой ход, когда он дотягивался до дальнего края приборной панели, и Джомми, рискованно свесившись с бампера, стал ждать случая спрыгнуть на землю. Взгляд его, скользя под крылом автомобиля, видел только нескончаемую мутную линию на мостовой, не переходящую в травяной газон и не пускающую его. Спрыгнуть сейчас означало бы разбиться о бетон. Когда он, потеряв надежду, вновь прижался к кузову, на него обрушился шторм мыслей Эндерса, поймавшего сообщение общей тревоги:
«Все автомобили на Кэпитал Авеню и в ее окрестностях должны следить за мальчиком, которого считают слэном, по имени Джомми Кросс, сыном Патриции Кросс. Миссис Кросс убита десять минут назад на углу Главной и Кэпитал. Мальчик вскочил на бампер автомобиля, который, по показаниям свидетелей, быстро умчался».
— Послушайте, босс, — сказал Сэм Энднрс. — Мы находимся на Кэпитал Авеню. Может быть, остановимся и поможем поискам. За каждого слэна дают вознаграждение в десять тысяч долларов.
Взвизгнули тормоза. Автомобиль так сильно затормозился, что Джомми буквально придавило к задней части кузова. Он с трудом превозмог давящую на него силу и как раз перед остановкой автомобиля опустился к мостовой. Ноги сами понесли его. Он бросился стрелой мимо какой-то старухи, пытавшейся схватить его (разум ее был наполнен жадностью). Затем он оказался на пустой автостоянке, за которой громоздился длинный ряд почерневших кирпичных и бетонных зданий — начало района оптовых складов и заводов.
Из автомобиля донеслась до него полная злобы мысль:
«Эндерс, вы понимаете, что мы проехали перекресток с Главной десять минут назад? Этот мальчик… Да вот он!!! Стреляйте живее, болван!»
Чувства этого Эндерса, вытаскивающего пистолет, дошли до Джомми столь отчетливо, что он ощутил даже скребущий звук металла о кожу. Он почти увидел, как этот человек прицеливается, причем мысленная картина была такой четкой, как будто их не разделяло пятьдесят метров.
Джомми нырнул в сторону, когда раздался резкий хлопок пистолета. Он едва ощутил удар и затем стрелой вскарабкался по ступеням в открытую дверь какого-то просторного тускло освещенного склада. Сзади доносились неясные мысли:
— Не беспокойтесь, босс, сейчас этот малютка выдохнется.
— Вы болван, Эндерс, человеку не дано загнать слэна, — пролаял Петти. — Свяжитесь по радио с управлением и прикажите, чтобы район 57-й улицы был окружен. Все полицейские машины должны быть здесь. Позаботьтесь, чтобы солдаты…
Как все вокруг стало неясным! Джомми споткнулся в темноте, думая только об одном, что несмотря на то, что его мышцы не знают усталости, мужчина может бежать по крайней мере вдвое быстрее его. Просторное помещение склада было тускло освещенным миром неясных очертаний каких-то ящиков и настилов, которые простирались насколько мог различить взгляд в этой полутьме. Дважды спокойные мысли людей, перемещавших ящики где-то слева от него, вторгались в его сознание. Но они не знали ни о его присутствии, ни о суматохе, поднявшейся снаружи. Далеко впереди и чуть правее он увидел яркий просвет, ворота. Он понесся в этом направлении. Когда он достиг двери, его изумила ее ветхость. Что-то сырое и липкое прицепилось к его боку, и мускулы начали цепенеть. Ход мыслей его замедлился, сами мысли стали неуклюжими. Он остановился и выглянул за дверь.
Перед ним была улица, совершенно непохожая на Кэпитал Авеню. Это была грязная улица с потрескавшейся мостовой. По обеим сторонам ее тянулись дома, выстроенные из пластика лет сто или даже больше тому назад. Сделанные из практически неразрушаемого материала, с вечной окраской, такие же свежие и яркие на вид, как и в день постройки, они тем не менее несли на себе отпечаток времени. Пыль и копоть, как пиявки, покрывали их некогда респектабельную поверхность. Газоны вокруг домов были плохо ухожены, всюду валялись груды всякого хлама.
Улица была, кажется, пустынной. Неясный шепот мыслей полз из этих грязных зданий. Джомми был слишком усталым, чтобы удостоверяться, что мысли исходят только из-за стен домов.
Джомми соскочил с края разгрузочной платформы на твердый бетон улицы. Сильная боль охватила его бок, но тело не собиралось покоряться, хотя удар был настолько силен, что пружинящее действие мышц обыкновенного человека вряд ли предохранило бы от увечья. Однако, сотрясение было очень сильным, и все кости мальчика вибрировали.
Мир потемнел, когда он перебегал улицу. Он потряс головой, чтобы прояснить восприятие, но это ему не удалось. Он только смог стремглав броситься в переулок между закопченым двухэтажным домом и небесно-голубым кварталом из прямолинейных жилых домов-башен. Он не увидел женщину на веранде под ним и не почувствовал ее, пока она не замахнулась на него шваброй. Это импровизированное оружие прошло мимо, так как он уловил ее тень и успел увернуться.
— Десять тысяч долларов, — вскричала она вдогонку. — Радио сказало — десять тысяч! И они мои, слышите! Пусть никто не прикасается к нему! Он мой! Я увидела его первая!
Он смутно разобрал, что она кричит это другим женщинам, повыскакивавшим из квартир. Слава богу, мужчины были на работе.
Ужас жадных умов цеплялся за него, пока он мчался, гонимый страхом, по узкому тротуару перед жилым домом. Он весь съежился от отвратительных мыслей и дрожал от самых ужасных звуков в мире: пронзительных криков людей отчаянно бедных, доведенных до крайней степени отчаяния в своей безнадежной гонке за богатством и до крайней степени жадности в своих сокровенных мечтах.
Его охватил страх от того, что его могут забить всеми этими швабрами, мотыгами, метлами и граблями, что ему разобьют голову, переломают кости, истерзают плоть.
Извернувшись, он обогнул угол дома. Бурлящая толпа продолжала преследовать его. Он чувствовал, как они нервничают, судя по потоку их мыслей. Они наслышались рассказов о слэнах, и эти воспоминания даже в некоторой степени затмевали жажду обладать десятью тысячами долларов. Но то, что они были в толпе, придавало смелость каждому в отдельности. Толпа напирала.
Он попал в крохотный задний дворик, с одной стороны которого были навалены пустые ящики. Груда ящиков возвышалась над ним, темная масса, которую было трудно рассмотреть, несмотря на яркий солнечный свет. В его затуманенном усталостью сознании мелькнула мысль, и через мгновение он уже взбирался на эту рукотворную гору.
Боль от напряжения была подобна боли от зубов хищника, впившегося в его бок. Он рискнул пробежать немного по ящикам и затем быстро опустился в пустое пространство между двумя старыми рамами для перевозки стекла. Места вполне хватало, чтобы опуститься до самой земли. Почти в полной темноте ему удалось различить еще большую черноту в пластиковой стене жилого дома. Он вытянул руки и стал ощупывать края отверстия в совершенно гладкой стене. Через мгновение он протиснулся через это отверстие и залег в изнеможении на сырой земле внутри. Острые камни впились в тело, но в течение
