разбирательстве. Она здесь для того, чтобы дать показания против Джона Петти, и я могу себе отчетливо представить его желание, чтобы ее не было в этой комнате.
Удивление Джона Петти было несколько наигранным, как удалось отметить Кетлин. Его разум оставался слишком спокойным, слишком холодным, как лед, в то время, как его голос был похож на рев быка.
— Что ж, это все ваши нервы! Вы оторвали всех нас ото сна только для того, чтобы затащить на это «утреннее» разбирательство против меня — на основании показаний какого-то слэна!!! Я вижу, что нервы ваши совсем расшатались, Грей. Я предлагаю сейчас раз и навсегда решить одну юридическую проблему — может ли слово слэна иметь хоть малейший вес в качестве свидетельских показаний!
Этим он снова воззвал к первородной ненависти. Под натиском волн ответных чувств Кетлин вздрогнула. У нее не было ни малейшего шанса, никакой надежды остаться в живых после этого собрания — только смерть!
Голос Кира Грея оставался таким же бесстрасным, как и прежде.
— Петти, я полагаю, что вам следует понимать, что сейчас вы выступаете не перед сборищем крестьян, сознание которых взращено нашей пропагандой. Ваши слушатели — реалисты, и, несмотря на ваши очевидные попытки одурманить их, они понимают, что их собственное политическое, а, возможно, и физическое будущее является ставкой в этом кризисе, который ВЫ, а не я, спровоцировали.
Лицо диктатора стало твердым, в голосе появилась железная хрипота.
— Я надеюсь, что каждый из присутствующих полностью придет в себя ото сна, отбросит эмоции и нетерпение и поймет, что Джон Петти бросает вызов, чтобы сместить меня. Но учтите, что независимо от того, кто из нас победит, некоторые из вас могут не дожить до утра.
Теперь на нее никто уже не смотрел. В этой внезапно притихшей комнате у Кетлин возникло такое чувство, что она неожиданно стала невидимкой. Как будто какой-то груз покинул ее разум, и она почувствовала, что может видеть, чувствовать и думать впервые с обычной четкостью.
В этой обитой дубовыми панелями комнате наступила как звуковая, так и мысленная тишина. На некоторое время мысли всех этих людей стали неясными, их интенсивность резко уменьшилась. Как-будто возник барьер между их сознанием и ее, так как их мозги очень усиленно работали на очень глубоком уровне, до которого она не могла достать. Кетлин поняла по выражению их лиц, что члены Совета начали усиленно взвешивать все за и против, анализировать положение, искать все возможное, чтобы достойно встретить внезапно осознанную смертельную опасность. Внезапно девушка почувствовала сильный всплеск на фоне неясных мыслей. Четкую, резкую команду в уме: «Иди к креслу в углу, где они не смогут видеть тебя. Не поворачивай голову! Ну, быстро!»
Кетлин бросила взгляд на Кира Грея и увидела, что он мельком взглянул на нее. Затем она беззвучно соскользнула со своего кресла и повиновалась приказу.
Никто не обратил на это внимания. Вслух Кир Грей сказал:
— Конечно, нет никакой необходимости в экзекуции, при условии, что Джон Петти раз и навсегда выбросит из головы это безумное желание занять мое место.
Было совершенно невозможно разобраться в мыслях присутствующих, пока они, размышляя, смотрели на диктатора. Некоторое время их умы были полностью неконтролируемы. Так как и у Джона Петти, и у Кира Грея, все их сознание было сосредоточено на том, что следует сказать и что делать после такого предостережения.
Кир Грей все так же бесстрастно продолжал:
— Я подчеркиваю, что такое желание безумно. Многим может показаться, что все это не что иное, как драка за власть. Но, поверьте мне, что это немного больше, чем простая перебранка. Человек, обладающий верховной властью, представляет стабильность и порядок. Человек, который жаждет властвовать, должен в тот же момент, как он заполучил эту власть, обеспечить безопасность своего положения. Это означает казни, изгнания, конфискации, тюремные заключения, пытки — все это, конечно, направленное против тех, кто противостоит ему или кому он не доверяет.
Прежний вождь не может просто отступить на роль подчиненного. Его престиж никогда по существу не исчезает — свидетельство тому Наполеон или Цезарь — следовательно, он остается источником постоянной опасности. Претендента же на место вождя можно просто приструнить и вернуть на прежнее место. Именно таковыми и являются мои намерения относительно Джона Петти.
Он, как это виделось Кетлин, взывал к их инстинктам благоразумия, их страху перед тем, что могут повлечь такие перемены. Размышления ее были прерваны тем, что Джон Петти резко встал. Некоторые мгновения он был совсем беззащитен перед ее способностью, но ярость его была так велика, что было совершенно невозможно читать его мысли. Создавалось впечатление, что и в этот момент он мог всецело владеть собой.
— Я думаю, — взорвался он, — что мне еще никогда не приходилось слышать такое необычное заявление от человека, который находится в своем уме, как считают многие. Этот человек обвинил меня в попытке бросить вызов. Господа, разве вы не понимаете, что у этого человека нет никаких оснований на подобное заявление. Мне кажется, что не существует даже предмета спора! Все, что мы имеем, — это голословное высказывание и драматическое разбирательство, к которому нас вынудили посреди ночи. Должен признаться, что я сам еще сонный, но как я полагаю, уже достаточно в своем уме, чтобы оценить, что Кир Грей поддался болезни, терзавшей диктаторов всех веков, — мании преследования. У меня нет сомнений, что уже несколько лет назад он начал искать в каждом нашем высказывании, в каждом нашем поступке призрачную угрозу своему положению. У меня нет слов, чтобы выразить ужас при мысли, что все это означает. При столь отчаянном положении дел со слэнами, как он может даже подозревать, что кто- либо из нас будет стремиться к расколу? Я говорю вам, господа, что мы не можем позволить себе в настоящее время и намека на разногласия. Общественность доведена до предела чудовищной деятельностью слэнов в мировом масштабе, направленной против детей. Их попытки превратить в слэнов всю человеческую расу с ужасными конечными результатами является величайшей из проблем, с которой сталкивалось какое-либо правительство.
Он повернулся к Киру Грею, и Кетлин похолодела от совершенства его поступков, его внешней искренности.
— Кир, я хотел бы забыть то, что вы только что сказали. Я хотел бы забыть это разбирательство, эти угрозы, что некоторые из нас не смогут дожить до утра. При данных обстоятельствах я могу только предложить, чтобы вы ушли в отставку. У меня больше нет доверия к вам.
— Вы видите, господа, — сказал, слегка улыбнувшись, Кир Грей, — что мы сейчас подошли к сути проблемы. Петти-таки высказался насчет моей отставки!
Высокий худой моложавый мужчина с лицом, как у ястреба, вступил в разговор.
— Я согласен с Петти. Ваши действия, Грей, доказывают, что вы более не являетесь ответственным лицом. Уходите в отставку!
— В отставку! — раздался еще один голос в поддержку, и внезапно как-будто загремел хор из бедлама: — В отставку! В отставку! В отставку!
Кетлин, которая все внимание сконцентрировала на том, чтобы следить за словами Джона Петти, почувствовала, что слова эти приближают ее конец. Однако, уже через мгновение она поняла, что только четверо из десяти сидящих здесь устроили весь этот шум.
Выкрикивая непрерывно «В отставку!», они надеялись запугать сомневающихся и трусливых, но это им не удалось. Ее разум и взор обратились к Киру Грею, чье одно только присутствие удерживало остальных от паники. Она смотрела на него, и к ней возвращалась смелость. Потому что он продолжал сидеть, как ни в чем ни бывало, чуть выпрямившись в кресле, и казался еще более высоким, широкоплечим и сильным. На его лице была уверенность и ирония.
— Разве это не странно, — спросил он тихо, — что эти четверо молодых сплотились, чтобы поддержать молодого лидера Петти? Я надеюсь, что более старшим присутствующим здесь джентльменам совершенно ясно, что все это было организовано заранее. Мне кажется, что у этих молодцов приготовленные заранее группы боевиков ждут, не дождутся утра, так как эти молодые смутьяны откровенно нетерпимы к нам, старомодным чудакам, хотя я по возрасту отношусь к их поколению, они на самом деле считают меня отсталым чудаком. Они совершенно потеряли самообладание и, конечно, убеждены, что, расстреляв тех, кто постарше, они только ускорят то, что природе удается в любом случае
