– Я бы сказал, что все сходится на Мэнниксе, Кливере и Линдквисте. Только они втроем находились там, и если мы, в общем, примем рассказ Кливера, то каждый из них имел возможность пробраться в квартиру между половиной двенадцатого и полуночью.
– Верно. Но о том, что Линдквист был поблизости, вы судите только по словам Кливера. А свидетельство, никем не подтвержденное, нельзя принимать как безупречную правду.
Хэс внезапно что-то вспомнил и взглянул на часы.
– Послушайте, а как насчет сиделки, которую вы хотели видеть в одиннадцать часов?
– Я уже целый час о ней беспокоюсь. – Ванс казался действительно озабоченным. – У меня нет ни малейшего желания знакомиться с этой леди. Я надеюсь на откровение. Давайте подождем доктора до половины, сержант.
Он не успел договорить, как Свэкер доложил Маркхэму, что доктор Линдквист прибыл по очень срочному и важному делу. Это было забавно. Маркхэм засмеялся, тогда как Хэс уставился на Ванса в полном изумлении.
– Это вовсе не колдовство, сержант, – улыбнулся Ванс. – Доктор понял, что мы собираемся уличить его во лжи, поэтому он решил опередить нас и объяснить все лично. Просто, а?
– Конечно. – Изумление во взгляде Хэса угасло.
Когда доктор Линдквист вошел в комнату, я заметил, что его обычная изысканность пропала. У него был одновременно извиняющийся и испуганный вид. Было ясно, что он чувствовал себя неважно.
– Я пришел, сэр, – заявил он, усаживаясь на стул, предложенный ему Маркхэмом, – рассказать вам всю правду о той ночи.
– Правда всегда приветствуется, доктор, – ободряюще сказал Маркхэм.
Доктор поклонился в знак согласия.
– Я глубоко сожалею, что не последовал этим путем с первой нашей беседы. Но в то время я еще не взвесил и не обдумал этот случай и, сделав однажды ложное заявление, я почувствовал, что у меня нет иного выхода, как только придерживаться его и далее. Однако, после более зрелого обдумывания, я пришел к выводу, что искренность – это самый мудрый путь. Дело в том, сэр, что я не был у миссис Бридон ночью в понедельник в те часы, о которых шла речь. Я был дома до половины одиннадцатого. Затем я направился к дому мисс Оделл, прибыл туда около одиннадцати часов. Я простоял там на улице до половины двенадцатого, потом вернулся домой.
– Такое краткое заявление требует объяснения.
– Я понимаю, сэр. Я готов пояснить. – Доктор Линдквист колебался и на его бледном лице появилось напряженное выражение. Его руки были плотно сжаты. – Я узнал, что мисс Оделл собиралась пойти пообедать и в театр с человеком по имени Спотсвуд; и мысль об этом начала терзать меня. Этому Спотсвуду я был обязан отчуждением мисс Оделл; это его вмешательство повлекло за собой мои угрозы молодой женщине. Когда я сидел дома в тот вечер, позволив себе обдумать свое положение с каким-то болезненным наслаждением, меня охватило желание выполнить эти угрозы. Почему бы, спрашивал я себя, не покончить с этим нетерпимым положением сразу? И почему бы не включить в список жертв и Спотсвуда?
Рассказывая, он все больше и больше возбуждался. Мышцы вокруг глаз у него начали подергиваться, а плечи дрожали, как у человека, старавшегося подавить озноб.
– Поймите, сэр, я страдал, как в агонии, и моя ненависть к Спотсвуду затуманивала мой рассудок. Едва соображая, что делаю, двигаясь будто не по своей воле, я сунул револьвер в карман и выбежал из дому… Я думал, что мисс Оделл и Спотсвуд скоро будут возвращаться из театра, и собирался ворваться в квартиру и привести свой план в исполнение. Стоя на другой стороне улицы, я видел, как они вошли в дом – это было около одиннадцати часов – но когда я лицом к лицу столкнулся с действительностью, я заколебался. Я откладывал свою месть. Я… я играл с мыслью о ней, получая болезненное удовлетворение от того, что знал: они находятся сейчас в моей власти.
Его руки тряслись, как в лихорадке, подергивание вокруг глаз усилилось.
– Около получаса я ждал, как в бреду. Затем, когда я уже готов был пойти и покончить с этим, появился человек по имени Кливер и увидел меня. Он остановился и заговорил. Я подумал, что он, может быть, хочет зайти к мисс Оделл, и сказал, что у нее уже есть гость. Тогда Кливер направился к Бродвею, и пока я ждал, чтобы он завернул за угол, Спотсвуд вышел из дому и сел в такси, которое только что подъехало… Мой план провалился – я ждал слишком долго. Внезапно мне показалось, что я избавился от какого-то ужасного кошмара. Я был в полном изнеможении, но сумел кое-как добраться домой. Вот что произошло, да поможет мне бог!
Он обессиленно откинулся назад. Повышенное нервное напряжение, которое поддерживало его, угасло, и он казался усталым и равнодушным. Несколько минут он сидел, хрипло дыша, и дважды бессознательно провел рукой по лбу. Для допроса в таком состоянии он не годился, и в конце концов Маркхэм вызвал Трэси и приказал отвезти его домой.
– Временное истощение от истерии, – равнодушно заметил Ванс. – Все эти параноики сверхневрастеничны. Через год он будет в психиатрической лечебнице.
– Вероятно, так и будет мистер Ванс, – сказал Хэс с нетерпением, которое отвергало всякие попытки обсуждения ненормальностей человеческой психики. – Что меня сейчас интересует, так это то, каким образом переплетаются между собой эти истории.
– Да, – кивнул Маркхэм, – несомненно, в основе всех этих рассказов лежит правда.
– Но заметьте, пожалуйста, – сказал Ванс, – что эти истории ни с кого из них не снимают подозрения в убийстве. Их рассказы, как вы уже сказали, полностью совпадают по времени; и все-таки любой из них мог проникнуть в квартиру Оделл в эту ночь. Например, Мэнникс мог выйти из квартиры № 2 прежде, чем Кливер пришел и прислушивался у дверей; и он мог видеть уходящего Кливера, когда сам выходил из квартиры Оделл. Кливер мог поговорить с доктором в половине двенадцатого, войти в квартиру леди и выйти в тот момент, когда Мэнникс открыл дверь мисс Фризби. Точно так же доктор мог войти после того, как Спотсвуд ушел в половине двенадцатого, оставаться внутри двадцать минут и уйти, прежде чем Кливер вернулся из Энсона.
– А это восклицание «о, господи!» мог произнести либо Мэнникс, либо Линдквист, если только, конечно, Кливер его слышал, – добавил Маркхэм.
