– Не забывайте, что близятся выборы. Институционно-революционная партия готова на все, чтобы удержаться у власти.
– И сделав из меня мученицу, они получат дополнительные голоса избирателей?
– Не думаю, что дело зайдет так далеко, и со своей стороны сделаю все возможное, чтобы вас оставили в покое. Десять лет назад, когда на церемонию причисления Хуана Диего к лику блаженных в Мексику приезжал сам Папа, они ополчились на этого беднягу Гвидо Понсо во время его пресс-конференции по вопросу неопознанных красителей, обнаруженных на мантии Девы и являвшихся, согласно его утверждениям, смесью окиси меди и метилена.
– Ну и?
– Этой смесью они и его выкрасили в синий.
Меня аж передергивает. Чтобы скрыть свое волнение, я шутливо отмечаю, что дон Диего воистину развязывает в Мексике нешуточные страсти.
– Хуан Диего, – мягко поправляет он. – Дон Диего – это Зорро… Обратите внимание, ошибка не лишена смысла… Вы даже не представляете, до какой степени наша индейская община, наши бедняки, беспризорники, нищие боготворят будущего святого… И сам я, чьи мысли он занимает вот уже на протяжении тридцати пяти лет, так хотел бы найти подходящие слова, чтобы поделиться с вами своими ощущениями. От него исходят такая теплота, такое понимание… И такое ожидание… В Мексике сейчас свершаются большие перемены. Кардинальное изменение политического курса, какого не было вот уже семьдесят лет. Открытие миру, конец эпохи коррупционного застоя и хронического бездействия, от которого мы столько настрадались. Все это и символизирует Диегито. В час, когда межрасовые конфликты вновь набирают силу, пытаясь отбросить нас в средневековье, мы как никогда нуждаемся в нашем самоотверженном индейце, в признании католической Церковью проповедуемых им ценностей – смирения, достоинства, смелости с высоко поднятой головой встречать враждебность недоверчивых и безрассудство верующих, силы превзойти самого себя во имя служения благой цели, ценностям того, что истинно свято…
Я слушаю, тронутая его искренностью и такой далекой от религиозных догм доверительностью.
– Вы сами, Натали, когда сражаетесь с силами Церкви, чтобы защитить невинное дитя от последствий огласки ее исцеления, – я читал досье, переданное мне кардиналом Фабиани, историю вашего противостояния Лурдскому комитету по расследованию чудес, – действуете во имя Бога, даже если сами уверены в противоположном.
– Это зависит от того, что вы зовете Богом.
– А вы?
– Я его не зову.
– Вы верите в судьбу, в хаос, отрицаете существование души и полагаете, что жизнь человека заканчивается в момент его физической смерти?
– Я полагаю – подчеркиваю: полагаю, – что жизнь на Земле зародилась из бактерий путем хлорофиллового синтеза и переработки кальция. На начальной стадии эволюции клетки отторгали его как отработанный продукт жизнедеятельности. Без образования скелета психическое развитие стало бы невозможным.
– Значит, в основе мироздания все-таки лежит созидательная мысль. А как вы это назовете: святым духом или бактериями, мне не важно.
– Мне тоже, если только из этого не делают нравственного критерия и источника конфликтов. Каково предназначение различных религий с точки зрения биологической эволюции? Предоставить правила поведения, основу для размышлений, послание надежды и советы по соблюдению правил гигиены. Все остальное – превышение власти.
Он глубоко вздыхает и сокрушенно качает головой. Я спрашиваю, не слишком ли его шокировали мои слова. Он грустнеет, долго рассматривает пластиковые завитушки на спинке впереди стоящего кресла и наконец отвечает:
– Я произвожу впечатление весельчака, дитя мое, но люди и жизнь на этой земле, где нет места любви, так часто утомляют меня… Я так разочаровался в Церкви. Во взглядах нынешнего папы-коммивояжера, воспламеняющего сердца людей, чтобы тотчас охладить их своими реакционными речами… Его не просят изменить мнения относительно презервативов или противозачаточных средств, раз уж он рупор классических религиозных догм, но неужели нельзя промолчать! Найти другие темы для разговора! Если бы вы только знали, как я зол на всех этих интриганов, отправляющих его в кругосветные путешествия, чтобы тем временем преспокойно заправлять в Ватикане… На Солендейтов и их свиты, возомнивших себя единоличными князьями Церкви и видящих только собственное продвижение и кардинальскую мантию в тени распятия… Для меня один лишь кардинал Фабиани отличается от них. Он попытался привнести в Град Святого Петра, превратившийся в банковское учреждение, хоть сколько-нибудь морали и чистоты и до сих пор расплачивается за это. Взвалить на него обязанности адвоката дьявола, в его-то возрасте, при его сане и артрите… Это кощунство. Видели бы вы, как в прошлом месяце он плутал по старым кварталам Мехико в полосатых бермудах и в футболке с Микки-Маусом… Его арестовали прямо в аэропорту, потому что он был в сутане и пурпурной мантии, мне пришлось ехать платить штраф и забирать его из тюрьмы, прикрывая своим пончо. Потом я отвез его в «El Nuevo Mundo», торговый центр напротив вашей гостиницы, чтобы купить ему мирское одеяние. Бедняжка такого хрупкого телосложения, что ему подошла одежда только из детского отдела.
Он прищелкивает языком, видя удивление в моем взгляде. Обрисованный им портрет противоречит впечатлению, оставшемуся у меня от витиевато изъясняющегося хитрого старичка, окутавшего мантией мое вольтеровское кресло.
– Я вас так и не убедил? В том, как он, несмотря на постоянные нападки, пытается спасти честь Церкви, несравненно больше человечности, нежели во всех притворно успокоительных речах, вкладываемых монсеньором Солендейтом в уста Папы, вместе взятых!
– Вы, я вижу, не слишком жалуете церковные власти, отец мой.
– Я не более чем христианин, и я не могу простить Ватикану того, что за банковскими, политическими и мафиозными интересами они забыли о ценностях, проповедуемых Христом.
– А как же обет неразглашения?
