Наковальня

крошечное пятно — лицо самого Изеки.

— Что здесь произошло? — спросил Лобо.

— Шоковый пистолет. Выстрелили ему в лицо, но он оправится, а теперь прикрой этот чертов северный конец, сейчас же! — Изеки вложил в приказ всю свою властность.

Лобо не двинулся, но в его полированном лице что-то шевельнулось. Изеки сразу понял — что. Лил просыпался. Лейтенант не смел посмотреть вниз.

Наконец в зеркальном отражении мелькнули коридорные лампы, и Лобо ушел к северным лифтам. Изеки рискнул оглянуться и увидел, что робот задержался перед его открытой дверью. Лейтенант молился, чтобы у Габриела хватило ума спрятаться. Затем шаги робота забухали вдали. Изеки еще раз выстрелил в упор, чтобы Лил остался без сознания еще на несколько минут.

Когда лейтенант вбежал в квартиру, Габриел ругался, тщетно пытаясь открыть коленом кухонный ящик.

— Пошли, пошли, пошли! — Изеки потянулся к руке землянина, но тот отдернулся:

— Нет! Перестань меня хватать! Мне надоело, что меня хватают!

Изеки протянул обе руки ладонями наружу, его лоб блестел от пота.

— У нас полминуты, чтобы убраться отсюда. Лил на дежурстве, а это значит, что в Центральном контролируют его жизненные показатели. Там уже знают, что в него стреляли, и все цурзовцы в этом проклятом секторе уже стекаются сюда на пирушку. Будешь спорить?

— Черт! — Габриел повернулся задом и протянул ему запястья. — Тогда сними с меня эту адскую штуковину, я же не могу с ней бежать!

— Не могу, она заперта на код, а он есть только у Лила… если не хочешь подождать, когда вернется Лобо.

Габриел исступленно ударил бедром по ящику:

— Тогда срежь их с меня!

— Я не могу! Бритвенную проволоку не перерезать ножом!

— Проклятие! — Габриел в отчаянии огляделся. Затем вспомнил. — Вибронож!

— Вибронож?

— Здесь! Здесь! Вибронож! У меня в кармане, в брюках! — Он повернулся к Изеки передом.

С брезгливой гримасой полицейский извлек вибронож из влажного кармана Габриела.

— Кустарное производство, — хмыкнул он.

Раздалось завывание, и Габриел почувствовал, что наручники ослабли. Ему хватило ума не дергать руками, а дождаться, когда Изеки вытащит проволоку из его запястий и отбросит в сторону.

— Теперь бежим!

Они помчались по коридору к лифту. Изеки со всей силой хлопнул по пластинке. Двери не открылись.

— Что за шутки! — завопил полицейский. — Кому еще не спится в этот час?

— Ты не сломал пластинку? Вдруг ты ее сломал?

— Да не сломал я ее! Черт побери! Нет, я поверить не могу! Сзади послышался равномерный топот. Лобо. Видно, робот разгадал обман и возвращался.

Тут лифт открылся, и они бросились внутрь.

— Первый этаж. — Изеки выудил из кармана свое удостоверение и прижал к сканирующей пластинке. Это не даст Лобо остановить лифт и поймать их в ловушку.

— Изадора… Чуен… — выдохнул Габриел.

— Не все сразу, сперва надо выбраться отсюда!

— Подожди… — Лифт открылся на первом этаже, но Габриел схватил Изеки за лацканы. От его порезанных запястий на куртке офицера остались темные, липкие пятна. — Изеки, их убьют.

— Пусти! Слушай, у нас еще есть время. Может, их захотят допросить…

— Нет! Ты не понимаешь! Их убьют! Их уже пытались убить.

— Ради Макка… а, черт!

Двери начали закрываться, и Изеки заблокировал их своим телом. Спокойный бесполый голос промурлыкал:

— Пожалуйста, освободите дверь. Полицейская необходимость. Пожалуйста, освободите дверь.

Габриел заорал:

— Изеки, их убьют! Я знаю это! Ты знаешь это! Их повели туда, где их не найдут! Ну, куда?

Изеки уставился на него бессмысленным взглядом.

— Немедленно освободите дверь. Полицейская необходимость, — потребовал автоматический голос.

Внезапно глаза Изеки расширились.

— Быстрофермы, — выдохнул он.

Быстрофермы? «Ну конечно!» — сообразил Габриел. Быстрофермы — это не только главный пищевой производитель, но и единственный потребитель удобрений, как химических, так и органических. Все городские органические отходы стекались туда для переработки.

Включая человеческие останки.

— О дьявол!

Они разом повернулись и бросились к главному входу.

ЧАСОВЩИК

Дневник Элспет:

Сегодня я лежала, прижав ухо к земле среди колючей австралийской травы, и слушала. В начале Создания Предки шли по миру и спели Вселенную в существование. Тропы Песни, которыми они шли, по-прежнему существуют, каждый шаг — нота, каждый гряда — фраза, и мы называем их линиями Предков. Старейшины впевают в них жизнь всякий раз, когда идут по ним, каждый день. Я уснула в тени, среди травы, с ухом, так и прижатым к земле, и мне приснилось, что мои волосы стали корнями, всасывающими влагу из прохладных темных глубин.

Я услышала сердце радужной змеи, матери всего. Бум, бум, бум. В последнее время она возвращается ко мне по ночам, проскальзывая в мой сон. Иногда ее сердце бьется на улицах Кьяры, бум, бум, бум. А когда его удары становятся слишком громкими, я иду к периметру города, и смотрю на Наковальню, и спрашиваю себя…

На быстрофермах кипела жизнь, генетически измененная, в сто раз ускоренная жизнь. За день капуста вырастала от семечка до зрелого кочана, помидоры — от зеленой почки до спелой сладости в румяной лопающейся кожице. Волшебный бобовый стебель Джека превратился здесь в реальность: утром касался неба и падал, истощенный, к ночи. И все время стояло это тихое шипение, заполняющее уши Изадоры.

Она ушла внутрь себя, туда, куда уже не доставал страх. Ужас завязался узлом в ее груди, освободив мысли, и дал Изадоре размышлять о ее нынешнем положении с головокружительной отрешенностью.

Похититель вывел их из квартиры и погнал впереди себя по безлюдным ночным улицам к быстрофермам. Там карточка, прижатая к сканирующей пластинке одной из дверей, впустила их в огромный комплекс.

«Полицейское удостоверение, — вяло удивилась Изадора. — Откуда у него полицейское удостоверение?»

Они прошли через несколько ангаров с чанами, где невыносимо воняло дрожжевыми культурами. Изадора пыталась заговорить, но обруч на шее совсем лишил ее голоса.