Перевернут мой номер и все здание. Обнаружат отсутствие машины, заблокируют аэропорты. Я не успею не то что улететь, но даже покинуть гостиницу. Меня сожрут, как этого Бребефа.
– Не они будут нас преследовать, комиссар, мы сами поведем их, куда захотим, как бычка на веревочке.
– Куда?
– В мой номер.
– Он ведь не больше моего. Где вы собираетесь меня спрятать? Под крышей? Они и туда поднимутся.
– Разумеется.
– Под кроватью? В стенном шкафу? На шкафу? Адамберг с отчаянием пожал плечами.
– На себе.
Комиссар поднял глаза на лейтенанта.
– Сожалею, но другого выхода нет, – сказала она. – Это займет не больше двух-трех минут. Другого выхода нет.
– Ретанкур, я ведь не шпилька. Во что вы собираетесь меня превратить?
– Превращаться буду я. В столб.
Ретанкур остановилась на два часа, чтобы поспать, и они приехали в Детройт в семь утра. Город выглядел мрачно и был похож на старую разорившуюся герцогиню в обносках. Грязь и нищета пришли на смену былой роскоши.
– Вот этот дом, – сказал Адамберг, сверяясь с планом.
Он взглянул на высокое здание, темное, но в приличном состоянии, с пристроенным к нему кафе, как смотрят на исторические памятники. Таковым оно, по сути дела, и являлось, поскольку за его стенами двигался, спал и жил Рафаэль.
– Полицейские припарковались в двадцати метрах позади нас, – заметила Ретанкур. – Умники. Что они себе воображают? Думают, мы не знаем, что они едут за нами от Гатино?
Адамберг сидел, наклонившись вперед, скрестив руки на животе.
– Идите один, комиссар. Я пока перехвачу что-нибудь в кафе.
– Я не могу, – тихо произнес Адамберг. – Да и зачем? Я ведь теперь тоже в бегах.
– Вот именно. Он больше не будет один, и вы тоже. Давайте, комиссар.
– Вы не понимаете, Ретанкур. Я не могу. У меня ноги похолодели и задеревенели, меня как будто приковали к земле двумя чугунными гирями.
– Можно? – спросила лейтенант и прикоснулась четырьмя пальцами к спине между лопатками.
Адамберг кивнул. Через десять минут ему показалось, что по ногам потекло теплое масло, возвращая им способность двигаться.
– Вы это самое проделали с Дангларом в самолете?
– Нет, не совсем. Данглар просто боялся умереть.
– А я?
– А вы боитесь жить.
Адамберг покачал головой и вышел из машины. Ретанкур была уже в дверях кафе, когда он остановил ее.
– Он там. За тем столом. Я уверен. Лейтенант бросила взгляд на сидевшего к ним спиной человека. Адамберг сильно сжал ей руку.
– Идите один, – сказала она. – Я вернусь в машину. Позовите, когда решите, что я могу к вам присоединиться. Я хочу его увидеть.
– Рафаэля?
– Да, Рафаэля.
Адамберг толкнул стеклянную дверь. Он подошел к брату и положил руки ему на плечи. Тот не испугался, не вздрогнул, глядя на эти загорелые ладони.
– Ты нашел меня? – спросил он, не двигаясь.
– Да.
– Ты правильно поступил.
Сидя в машине на другой стороне узкой улочки, Ретанкур увидела, как Рафаэль встал и братья обнялись. Она вынула из сумки маленький бинокль и сфокусировала его на лице Рафаэля Адамберга, прижавшегося лбом ко лбу брата. Та же фигура, то же лицо. Оба были хороши, но красота Адамберга выныривала из неправильных черт лица, как чудо, а красота его брата была чеканной, как на медали. Они напоминали близнецов, только один был зачат в хаосе, а другой – в гармонии. Ретанкур перевела взгляд на Адамберга и тут же резко опустила бинокль, почувствовав, что осмелилась зайти слишком далеко, ей вдруг показалось, что она ворует чужие чувства.
Они сели, не в силах разомкнуть рук, Ретанкур вздрогнула, убрала бинокль и закрыла глаза.
Через три часа Адамберг постучал в стекло машины. Рафаэль накормил их и устроил на диване с кофе. Ретанкур заметила, что братья стараются не отходить друг от друга дальше, чем на полметра.
