общества. Создать свои правила, свои законы, дать свое объяснение событиям. Когда все местное население, сплотив ряды, ринулось ловить зверя, Сюзанна Рослен, противница всякого единомыслия, предпочла держаться в стороне. Она бросала вызов общности мнений, следовала иной логике – какой угодно, лишь бы не той, которой придерживались остальные.
– Она свихнулась, – подытожил Лоуренс, словно прочитав мысли Камиллы. – Она не от мира сего.
– Как и ты. Ты ведь живешь в снегах, бок о бок с медведями.
– Но я-то не свихнулся. Конечно, чудо, что этого не случилось, но я не свихнулся. Этим я отличаюсь от толстухи. Ей на все наплевать. Ей плевать даже на то, что от нее вечно воняет овцами.
– Забудь ты про этот запах, Лоуренс.
– Я ни о чем не забываю. Она опасна. Вспомни про Массара.
Камилла провела рукой по лицу. Лоуренс прав. Пусть Сюзанна несет околесицу про какого-то оборотня, это ее дело. Любой имеет право нести околесицу. Но обвинять человека – это совсем другое дело.
– А почему Массар?
– Потому что у него не растут волосы на теле, – терпеливо повторил Лоуренс.
– Да нет же, – устало отмахнулась Камилла. – Кроме волос, оставь ты в покое эти чертовы волосы. Почему ты считаешь, что она всю вину валит на него? Этот парень чем-то похож на нее, его тоже все сторонятся и никто не любит, он тоже одинок. Скорее ей бы надо его защищать.
– Вот именно, он слишком похож на нее. Они охотятся на одной территории. Она должна его устранить.
– Ты слишком много лет занимался гризли.
– Говорю тебе, все так и есть. Они – жестокие конкуренты.
Камилла покачала головой.
– Что она тебе о нем сказала? Кроме волос?
– Ничего. Пришел Солиман, и она замолчала. Я больше ничего не смог разузнать.
– Этого уже достаточно.
– Более чем достаточно.
– И что же нам теперь делать?
Лоуренс подошел к Камилле, положил ей руки на плечи.
– Я скажу тебе, что мне советовал мой отец: «Хочешь быть свободным – пореже открывай рот».
– Ясно. И что дальше?
– Рот мы закроем. Потому что если обвинения толстухи станут известны за пределами Экара, Массару несдобровать. Ты ведь знаешь, что каких-нибудь двести лет назад делали с теми, кого подозревали в подобных делах?
– Не знаю. Говори все как есть.
– Им вспарывали брюхо от шеи до паха и смотрели, нет ли у них внутри волос. А потом, когда обнаруживалось, что их ввели в заблуждение, плакать было уже поздно.
Лоуренс сжал плечи Камиллы.
– Нельзя, чтобы ее бредни стали известны за пределами фермы, черт бы ее взял, – медленно и отчетливо проговорил он.
– Не верю, что люди такие чокнутые, как ты воображаешь. Они не накинутся на Массара. Люди знают, что на овец нападает волк.
– Ты права. В обычное время ты была бы совершенно права. Однако ты забываешь, что мы имеем дело с необычным волком, не таким, как другие. Я видел отпечатки его зубов. Камилла, если я тебе говорю, что это могучий зверь, такой, каких я, может быть, никогда не встречал, ты должна мне поверить.
– Я тебе верю, – тихо ответила Камилла.
– Скоро это станет известно многим, не мне одному. Они же не слепые, эти парни, они быстро во всем разберутся, что бы там ни думала толстуха. И очень скоро они обо всем узнают. Узнают о том, что имеют дело с необычным существом, какого они никогда не видели. Камилла, ты понимаешь, к чему я веду? Ты понимаешь, насколько серьезна опасность? Для них это нечто выходящее за пределы нормы. Они же испугаются. И потеряют голову. Станут поклоняться идолам и предавать огню несогласных. Если сейчас толстуха Сюзанна распустит слухи, парни схватят Массара и вспорют ему брюхо от шеи до самых яиц.
Камилла покачала головой, напряженно размышляя. Никогда еще Лоуренс не произносил столько слов сразу. Он по-прежнему обнимал ее, словно желая защитить. Камилла чувствовала его горячие ладони на своей спине.
– Вот почему нужно непременно найти этого зверя, мертвым или живым. Если они его найдут, он будет мертвым, если я – живым. И с этого момента нам лучше помалкивать.
– А что делать с Сюзанной?
– Съездим к ней завтра, скажем, чтобы поменьше трепалась.
– Она не любит, когда ей приказывают.
– Но она любит меня.
– Она уже могла рассказать кому-нибудь, кроме тебя.