188; 24, 5; 24, 185); ysamassqndau harbissu (24, 187); ysamassandai harbissu (24, 454); ysamassandau… harbissu (24, 475) и др.; в «Сказании о Бхадре»: cuburo таrа amate thana harbissu ysamasandau vira (11:157) «Сколь много здесь жилищ (и) обителей на всей земле» и др. [355] Мотив всей земли, всего мира нередко подчеркивается тем, что они заполнены народом, людьми, жителями, которые при этом называются словом, образованным от названия земли («земляне»), — ysamasa(m)daa — 'обитатель земли, мира', 'человеческое существо'. Ср.: ysamasadai pvena pirorakye awrga («Jatakastava» 7 г 4) «Честь тому, кто отогнал страх у народа!» (ср. также 17 v 4, 25 v 1, 26 r 1, 31 r 4). Такое обозначение людей (народа) как жителей святой земли соотносит и их с тем, что свято, делает и их самих носителями святости, присущей земле и через нее, — населяющим ее людям. Сакск. bissa 'весь' восходит к *uisua — (ср. др. — инд. ??s??-, др. — иранск. *vispa-, авест. vispa и т. п.), a harbissa — к *sarua– uisua — (ср. др. — инд. sarva- и visva-, др. — иранск. *har/va/-vispa) [356]. Тем самым сочетание bissa (harbissa) ssanda, bissa (harbissa) ysamassandaa 'весь мир', 'вся земля' (букв. — 'вся святая [земля] ') соответствует клишированному славянскому обозначению мира (большого — космоса и малого — общины) *vьsь mіrъ, представляющему собой, видимо, акцентное единство и встречающемуся уже в ранних славянских текстах, ср. например, в древнечешской литургической песне *Sъpase vьsego mira, sъpasi ny… в соответствии с латинской формулой Salvator тиndi salva nos… (из «Adoramus te Christo»), в церковнославянских и древнерусских текстах, где сочетание весь миръ выступает стандартным обозначением вселенной (ср. «отъ съложения вьсего мира», Остром. Ев. Мф. 25, 34; «отъ начала вьсего мира доселе», там же, Мф. 24, 21; «въ вьсемире», там же, Ио. 17, 13; «грядыи въ всь миръ», Четвероев. 1144 г., 207; «Азъ светъ въ всь миръ придохъ», там же, 211 и т. п., см. Срезневский 11:147–149 и др.). Показательно сложение на основе подобных сочетаний цельно–единых обозначении мира, как, например, польск. wszechswiat и т. п. Параллелью к употреблению сакск. bissa ysamassandaa- в значении 'весь народ', все люди' (так сказать, «население всего мира») являются славянские обозначения народа, всех людей, всех членов общины тем же сочетанием *vьsь mіrъ, которое обозначает и вселенную; ср.: «Видевъ Христа закалаема въ жертву къ отцу за весь миръ», Изб. Святосл. 1076 г., 260; «И… соединишася русстии князи вси за единъ, и бысть радость велика всему миру», Симеон, лет., 143 и др. Совмещение в сочетании *vьsь mіrъ двух значений (мир и его население) вполне отвечает духу ходячей формулы Мир — велик человек (ср. идею единства того и другого в мифопоэтических мотивах типа ведийского Пуруши) [357] .
В хотан–сакских текстах земля, понимаемая как святая, нередко сопровождается соответствующими описаниями (при этом, правда, следует помнить о переводном характере подавляющего большинства этих текстов). Так, земля оказывается терпеливой (kyer'a ssanda storu ksamova cvi ye vata asa[du yinda], Zambasta 16, 23; «Однако земля крайне терпелива, когда кто–либо делает ей зло»), мягкой и гладкой (szada kade ssanda nauna, Ibid. 22, 121), лишенной зла (ttera ksamovi brya balysa samu kho ssanda ne ju oysa, «Сказание о Бхадре» 11:177, «Ты так снисходителен, любимый Будда, как земля [ты] без зла») и т. п. Не случайно, что именно Будда более всех других подобен земле, и корень этого подобия — святость. Не касаясь некоторых других деталей, связанных с сакск. ssandaa- и ysamassandaa — (в частности, появления у этих слов в отдельных контекстах специфических значений — 'место', 'земля–поверхность', 'континент' [ср. Zambasta 22, 158, 203] и др.), можно с уверенностью сказать, что в сакской традиции сохранен в этих двух лексемах реликт архаичных представлений о святости и ее главном воплощении, и эти представления находят поддержку и в славянском материале [358].
Данные других иранских языков о рефлексах и.-евр. *k'uen–to- количественно очень невелики и, главное, не всегда надежны. Тем не менее, следует помнить о возможности сохранения в скифском элемента spэnta — 'священный', 'святой', который через серию превращений (sfand —>fsand) мог уцелеть в названии священного места в Скифии, приводимом Стефаном Византийским, — ??????????, если согласиться с конъектурой (весьма правдоподобной) — *?????????? (Marquart 1905, 11:88), т. е. «(место) священного огня», ср. ст. — осет. *fsand–art 'священный огонь' (*fs?nd– art). Это сочетание, возможно, отражено в названии осетинского божества ?vzэеndэеg, культ которого отмечен в сел. Кора Куртатинского ущелья (праздник этого божества справляется в понедельник после Джоргуба), см. Абаев 1958:210; также 1949:158; 1979:303–304 и др. [359], а само имя допустимо возводить к иранск. *spantaka-. Но существуют, видимо, и некоторые другие факты, позволяющие расширить осетинские представления о святости и набор выражений, содержавших элемент *fs?nd (*fsand). Речь идет о слове wac (уац) 'слово', 'весть', 'известие', 'сообщение' и т. п. (ср. хорз уац 'добрая весть', 'благая весть' при греч. ??????????), которое, употребляясь перед именами христианских святых, фактически становится эпитетом со значением «святой», ср. Wac–Gergi 'Святой Георгий', Wac– Illa 'святой Илья' (допускают, что в начале Зеленчукской надписи ?? ??/???? (?) [или ??…?(?)] ???????? — за не вполне ясным ???? или ??…? может скрываться wac 'святой'; впрочем, не исключено, что здесь нужно видеть греч. о ?????), также имя нартовской героини Aciroxs (< *Waciroxs, букв, 'свет Слова'), нартовское название чудесной чаши Aciamongэe (< *Waci–amongэe, букв, 'указательница Слова'). То, что слово в своем высшем значении (Слово) понималось как святое (подобно Логосу в определенном религиозно–философском контексте) и с известного времени стало клишированным способом передачи персонифицированной святости (воплощенное Слово) [360], предполагает, кажется, в виде источника сочетание типа осет. *fs?nd & *wac 'святое слово', в результате компрессии которого возникло wac 'святое слово', а затем и wac 'святой' (ср. слав. *sveto/je/ slovo). Как известно, осет. wac родственно авест. vak vacah-, др. — инд. vak — (vac), vacas и т. п. Но в данном случае важнее, чем эта известная связь, то, что уже в ведийской традиции складывалась концепция божественного Слова, Слова–демиурга, персонифицированного Слова (ср. богиню Вач) и, следовательно, создавались предпосылки для понимания Слова как освященного божественным началом святого [361]. Вместе с тем не менее существенно употребление этого корня в индо–иранском ономастиконе (ср. вед. Vacaspati 'Господин Слова' в применении к Богу–демиургу), в частности, в той традиции, к которой как раз восходит осетинский, — в скифской. В скифском именослове отмечен целый ряд имен с элементом, обозначающим слово, причем большинство этих имен является сакрально отмеченным. Ср. скифск. ?????????? (из надписи, найденной в Кубанской области), о божестве, в соответствии с *vaca–farna-; ????????, ????????? = *vaca–maza-; ?????????? = *vahu–vaca–ka — 'доброслов' (откуда — *vahu & *vac — 'доброе [благое] слово', см. выше), ???????? = *hvar–vac-, осет. xor–wac 'солнца вестник'; ???????? = *avra–vaca-, осет. arv–wac 'носитель небесного Слова'; ср. также ????????? = *хsa?ra–vac — 'чье слово полно власти (мужества)', осет. эexsart–wac; ????????? = *karza–vac — «чье слово резко, грозно», осет. kurz–wac (Абаев 1949:185–186; 1979:306–307).
Нет полной уверенности в том, как нужно исторически объяснять ряд названий
