но всё это сплошная ерунда по сравнению с тем, что он не в интернате! А второе главное, главнее первого: возле него сидела мама.
Мама!
Денис едва не рванулся к ней, срывая капельницу, но она сама бросилась к нему, обняла и заплакала, шепча ласковые утешающие слова…
День за днём интернат уходил дальше, маяча чёрной громадной страха и грозя зарешеченными окнами, он уходил, но… не уходил совсем. В глубине души Денис боялся, что после того, как его выпишут из больницы, он вернётся не домой, а в интернат.
Присутствие мамы ослабило его страх до крохотного полумёртвого червячка, но этот червячок всё ж-таки жил в нём, окопавшись в подсознании.
– Мам, – торопился сказать Денис, – я тебя сильно-сильно люблю, ты не представляешь, как! Я тебя всегда рядом с собой видел: так по тебе скучал… Я никогда не вернусь в интернат, слышишь? Я лучше сбегу! Или помру, понимаешь? Я только с тобой… без тебя никуда… а за комп – фиг, никогда! Вот честное слово…
Зинаида плакала, целовала сына, гладила по исхудалым рукам.
– Мам, это ещё ничё, – успокаивающе заверил Денис. – Меня хоть на иглу не посадили, не сломали ничего, не…
Он хотел рассказать, чего не сделали с ним того, что сделали с другими, но увидал близкие мамины глаза и замолчал. И больше об интернате не говорил.
Зина бегала к нему после работы, просиживала допоздна. Через четыре дня после того, как Дениса увезли в больницу, она сходила к отцу Григорию и слёзно попросила навестить сына.
– Я приду завтра утром, – твёрдо пообещал отец Григорий. – Вы только в больнице договоритесь. Хорошо?
– Да. Обязательно.
Денис посетителю обрадовался:
– Здрасти, отец Григорий.
– Здравствуй, Денис. Как у тебя здесь светло!
Он обвёл внимательным взглядом палату, где, кроме Дениса, лежало всего трое мальчишек, ждущих, когда срастутся их кости, сломанные во время экстремальных тренировок на велосипедах и скейтбордах.
– И окна без решёток, – добавил Денис.
– Да. Без решёток…
– Я, Григорий Сергеевич, как прямо Пересвет, – тихо сказал Денис. – Бросился на врага и ну его колошматить! У меня войско, у Хамраха войско, и меж нами война.
– Справедливая война лишь против врагов родной страны, Денис, – мягко заметил отец Григорий. – А воспитанники интерната разве враги России?
Денис подумал, и уверенно сказал:
– По территории, может, и не враги. А по духу – точно. С врагами по духу тоже надо драться. Я прежде не дрался. А теперь бояться мне влом. Противно. Я теперь всегда буду драться, чтоб никого не обижали. В вирте я дрался так…
Он поискал слово.
– Искусственно против искусственного? – подсказал отец Григорий.
– Точно.
– И чувства испытывал искусственные?
– Чувства?.. Нет. Чувства настоящие были, – возразил Денис. – Просто… ну, не знаю.
