И Валька… Ну, выздоравливает.
Кира нахмурилась, заливаясь румянцем.
– Не надейся, здесь не останусь, – сказал Денис.
– Пока.
– Пока.
В дверях она столкнулась с запыхавшимся Серафимом, держащим в руке пару тонких брошюр.
– Привет!
– Привет.
– Денька, вот тебе книжки, – зачастил Серафим, улыбаясь. – Одна – про исповедь и причастие, а вторая о том, Кто такой Бог. Почитай, интересно! Ну, счастливо тебе! Завтра заскочу!
Он махнул Кире, которую не знал, и убежал. Она обернулась, уходя, робко вскинула ладошку. Денис улыбнулся и тоже ей махнул.
«Всё, больше никто не придёт, – решил Лабутин. – И так куча наприходила…. Хотя маму бы сюда… хоть на пять минут».
Стук в дверь. Денис приготовился к радости: неужели мама?! Но вошёл отец.
Николай Андреевич Лабутин держал в руках жёлтый пакет, в котором что-то лежало. Найдя взглядом сына, Николай Андреевич направился к нему. Положил на тумбочку пакет.
– Я тебе два банана принёс, – сообщил он так, будто принёс десятое чудо света или, как минимум, баночку чёрной икры стоимостью в три тысячи рублей за пятьдесят грамм.
Денис прижался к стенке.
– Не надо мне.
– Чего не надо?
Отец поискал, на что присесть, не нашёл стула и оккупировал край кровати. Денис стиснул зубы.
– Чего не надо-то? – повторил Николай Лабутин, начиная раздражаться. – Бананы разлюбил, что ли?
Денис не ответил. Николай Андреевич оглядел палату.
– Разлюбил, так разлюбил, – сказал он. – Себе заберу. Чего добру гнить?
Он, действительно, снял жёлтый пакет с тумбочки, устроил себе на колени.
– Ты как, выздоравливаешь? – рассеянно спросил он, занимаясь пакетом. – Скоро в школу? Учишься-то хорошо? Чего ты там в интернате делал? Молчишь-то чего? Слышь?.. Вот ведь. В молчанки теперь будем играть, ё-моё. Чего тебе надо? Конфет? Пирожок?
– Не надо мне.
– Опять растак! Чего не надо – конкретно: пирожков?
И тогда Денис закричал на всю палату:
– Тебя не надо!!! Предатель! Убирайся отсюда! И не смей ко мне сюда… и дома… нигде… никогда не подходи. Понял?
Отец побледнел от злости.
– Ты как разговариваешь, щенок?! Обалдел совсем?!
