Складывая одежду, кормилица нахмурилась.
— Клодия, ты уверена, что поступаешь разумно?
— Разумно или нет, но мы едем.
— Но если Совет признает Финна принцем…
— Они этого не сделают. — Клодия подняла глаза. — Ты же знаешь.
Где-то далеко в залах дворца настраивали свои инструменты музыканты: по коридорам разносилось невнятное пиликанье на все лады.
— Бедный дорогой Финн. — Из груди Элис вырвался вздох. — Он очень хороший, Клодия. Хотя иногда он так же капризен, как и ты.
— Я не капризна, а практична. А Финн все ещё в плену прошлого.
— Он скучает по тому пареньку, по Кейро. Он мне как-то рассказывал про их похождения. Какое ужасное место эта Тюрьма! И всё-таки мне кажется, он с грустью вспоминает про те времена. Становится задумчивым, словно…
— Словно там он был счастливее?
— Нет. Нет, не так. Словно бы там осталась его настоящая жизнь.
Клодия презрительно фыркнула.
— Он нагородил тебе горы лжи, а ты и поверила. Финн одну и ту же историю рассказывает каждый раз по-разному. Джаред считает, что это помогало ему выжить.
При упоминании о Джареде обе притихли. Наконец Элис осторожно поинтересовалась:
— Ты получала известия от мастера Джареда?
— Наверное, он слишком занят, чтобы ответить на моё письмо, — попыталась оправдать учителя Клодия и саму себя не убедила.
Элис затянула ремни на кожаной сумке и поправила растрепавшиеся волосы.
— Надеюсь, он бережёт здоровье. Боюсь, что Академия — это большой сарай, в котором жуткие сквозняки.
— Ты слишком над ним трясёшься.
— Конечно, я волнуюсь. И есть о чём.
Клодия поднялась. Нет сил беспокоиться о здоровье Джареда, думать о неминуемом уходе учителя. Да ещё и слова Медликоута оставили жгучую рану в её сердце. Джареда нельзя купить! Никогда, никогда она не поверит в подобное.
— Мы уйдём с бала в полночь. Проследи, чтобы Саймон ждал с лошадьми наготове. Позади павильона возле ручья за Верхним лугом.
— Да знаю я! А если его заметят?
— Тогда он просто прогуливает лошадей.
— Это в полночь-то?! Клодия…
— Тогда пусть спрячется в лесу, — нахмурившись, предложила Клодия. Но, увидев тревогу в глазах Элис, предупреждающе вскинула руку. — И закончим на этом!
К кошачьей маске подойдёт белое шёлковое платье, раздражающе тяжёлое, но под ним легко скрыть бриджи; а если станет жарко, то придётся потерпеть. Сапоги и куртка уже упакованы. Пока Элис занималась шнуровкой, Клодия думала об отце. Он бы наверняка надел очень простую маску из чёрного бархата, носил бы её с лёгкой долей презрения во взгляде. Он никогда не танцевал, поэтому элегантно расположился бы у камина и стал бы вести беседы, кланяться и наблюдать за менуэтами и гавотами дочери. Стало грустно. Она скучает по нему? Это же просто смешно!
Но откуда вдруг возникла мысль об отце? Когда Элис закончила с последним узелком шнуровки, Клодия поняла — всё дело в портрете. Вот он, на стене, смотрит прямо на неё.
Портрет отца?
— Ну вот. — Элис, вспотевшая от напряжения, отошла на шаг. — Я сделала всё что могла. Ты очень хорошо выглядишь, Клодия. Белый цвет так тебе идёт…
В дверь постучали.
— Входите, — пригласила Клодия. В комнату вошёл Финн. Они уставились друг на друга. Сначала Клодия даже не поверила, что это он. Одет в чёрный бархатный камзол с серебристой тесьмой, на лице — чёрная же маска; волосы аккуратно зачёсаны назад и перевязаны чёрной лентой. Он казался чуть ли не принцем, пока не заговорил:
— Вырядился как шут.
— Прекрасно выглядишь.
— Кому бы здесь точно понравилось, так это Кейро. — Финн опустился на стул. — Его бы окружали толпы восторженных поклонниц. Он всегда говорил, что из него мог бы получиться великолепный принц.
— Меньше чем за год он втянул бы нас в войну. — Клодия посмотрела на свою няньку. — Пожалуйста, Элис, оставь нас.
— Удачи вам обоим, — уже в дверях мягко произнесла Элис. — Увидимся в поместье.
Когда она покинула комнату, наступила тишина, нарушаемая лишь далёкими звуками настраиваемых скрипок.
— Она едет прямо сейчас? — наконец заговорил Финн.
— Незамедлительно. В карете. Отвлечёт внимание от нас.
— Клодия…
— Погоди.
Финн удивлённо проследил, как Клодия подошла к висящему на стене маленькому портрету, на котором был изображён мужчина в тёмном камзоле.
— Разве это не портрет твоего отца?
— Да, и ещё вчера его тут не было.
Финн поднялся и пересёк комнату, встав у Клодии за спиной.
— Уверена?
— Абсолютно.
Взгляд Смотрителя был направлен прямо на них. Серые глаза светились холодной спокойной уверенностью, так хорошо запомнившийся Финну. И лёгким презрением, какая часто сквозила во взгляде Клодии.
— Ты похожа на него, — заметил Финн.
— Как я могу быть на него похожа?! — Злость в её голосе пугала. — Я даже не дочь ему, помнишь?
— Я не это имел в виду.
«Не стоит развивать эту тему» — подумал Финн, а вслух спросил:
— Как он сюда попал?
— Не знаю.
Клодия сняла портрет со стены. Холст, масло, дерево рамки источено червями. На первый взгляд. Но присмотревшись, они поняли, что это пластиглас, а сама картина — лишь искусная репродукция.
На обороте обнаружилась засунутая под раму записка.
Дверь в комнату Джареда беззвучно отворилась, и внутрь, тяжело дыша после подъёма по крутой лестнице, вошёл крупный мужчина. В руке он держал массивный, острый меч, но по всему было видно, что в оружии незваный гость не нуждается.
Сапиент заметил его не сразу. И на секунду убийца даже почувствовал к нему жалость. Так молод для учёного, так хрупок. Тот, словно почуяв опасность, резко повернулся.
— Что такое? Вы стучали?
— Смерть не стучит, Мастер. Смерть входит без спроса всюду, куда пожелает.
Джаред медленно кивнул. Незаметно опустил диск в карман.
— Понимаю. Так значит, вы мой палач?
— Он самый.
— Мне знакомо ваше лицо…
