Я хочу сказать, что нет ни свечей, ни пламени камина, ни одного люмена света,
Мы действительно танцуем в непроглядном мраке,
Обдумывая наше существование здесь —
И позвольте мне задать равно немыслимый вопрос:
Где это — здесь?
Конечно, мы рады чувствовать пол под ногами,
пол, на котором мы танцуем.
Это что-то вещественное.
Но, с другой стороны, кто такие мы, о ком я говорю?
Я веду тебя, и ты довольно неплохо танцуешь, но я не вижу
тебя, а ты не говоришь ни слова.
Ты и в самом деле здесь?
Если да, то не хуже меня знаешь, что жизнь коротка, пройдет время и мы не сможем его догнать.
Мы оба ждем просветления, правда?
Не так ли ждут любви с первого взгляда?
И когда эта светлая любовь явится, вынося нас из тьмы нашего «где и кто?» и
даст нам — понять, что с нами происходит, и мы ясно увидим
все, включая и того, с кем мы танцуем,
да, детка, человека, с которым мы танцуем при свете,
хотя, конечно, это не будет ни один из нас.
До тех пор, пока этого не произошло,
если, конечно, это вообще случится,
я обнимаю тебя, а ты прильнула ко мне,
и это кажется мне утешением.
Как бы то ни было,
вся это не слишком многообещающая ситуация предполагает,
что, взявшись за руки, мы так и будем встречать музыку,
хотя как можно встретить музыку, когда все вокруг покрыто тьмой,
и можно лишь гадать, кто с тобой…
Я не могу оставить такие слова без ответа —
Мой товарищ настолько погружен в себя,
Что не удивительно, что он ничего не видит.
Осветив все извилины и борозды своего мозга
Высоким напряжением нейтрино,
Он танцует со своей тенью.
Я не вижу рядом с ним женщины,
Как может женщина танцевать в таком ритме?
Я знаю, как может танцевать женщина,
Знаю, что значит держать в руках танцующую женщину,
Такую живую в своей экспрессии,
такую гибкую, такую сильную,
несмотря на узкие плечи, тонкую талию и легкие ножки.
Я ощущаю сладкую чистоту ее волос,
Ее висок прикасается к моей щеке.
Я чувствую пульс на ее запястье,
Ее доверие, когда она послушно позволяет вести себя
и прижимается спиной к моей ладони.
Мы раскачиваемся и кружимся в унисон,
наша близость поет, как музыка,
она течет сквозь нас, как бесхитростная гармония.
И это единственное, что я хочу слышать от нее, танцуя с нею в темноте.
Благословенна темнота, в которой мы танцуем,
она дарует нам во время танца нашу единственность в мире,
величие нашего романа, так долго, как длится мелодия песни.
Сейчас я вижу все это как сцену в ночном клубе,
Столы, освещенные маленькими лампочками, окружают танцевальную площадку,
Блестят, как золотая проволока, ободки бокалов с вином…
Это ночной клуб, в котором мне никогда не доводилось играть,
С террасой, прихотливо изогнутыми стенами и большим пространством между столами,
Вечерний клуб, где темнота становится видимой,
А оркестранты сидят на возвышении,
И их руководитель, не играя сам, дирижирует палочкой.
Повернувшись к ним улыбающейся спиной,
он добродушно смотрит на танцующую пару.
Оркестрантам улыбаются все, им заплатили.
Понимаете, это голливудский ночной клуб,
здесь все фальшиво,
это музыкальная сцена киношного ночного клуба,
а танцоры — звезды кино,
и всё это — сцена, в которой герои обретают любовь друг друга.
Они танцуют, глядя друг другу в глаза,
А я и остальные музыканты играем для них с глупейшими улыбками на лицах,
Потому что плата непомерно велика.
За столиками ночного клуба сидят статисты в черных галстуках и вечерних платьях,
им тоже заплатили.
Все мы статисты в жизни этих звездных танцоров,
Танцующих в темноте, тщательно подсвеченной
приглушенным светом на столах и блеском
ободков бокалов с вином.
