Так и случилось. Затем были найдены еще два гражданина, которые основали поместные группы двух других партий.
Комендант радостно потирал руки:
— Теперь хорошо, — сказал он, смеясь и приглашая секретаря на стакан водки, — теперь могу донести, что все четыре партии имеем, как стоит написано в директиве из Берлина. Теперь нужно только скорее образовать единый фронт.
Конечно, это был особенно яркий случай. Но, как мне кажется, нет сомнений, что все четыре партии были организованы сверху, из центра. В июле 1945 года, после того, как народ увидел многие бесчинства красноармейцев, уже не было той бурной активности, которая наблюдалась в мае того же года, когда антифашистские единые комитеты росли, как грибы. Это было настоящее движение снизу. Оно было задушено в зародыше. Созданные позднее партийные руководства, которые теперь начали искать себе членов, могли часто опереться на честные убеждения и готовность к работе. Но от больших надежд антифашистов, от бурной первоначальной активности и инициативы не осталось и следа.
Внешне все проходило по плану. Правда, были небольшие задержки при создании буржуазных партий, их названия не соответствовали тому, что мы предвидели, но общее проведение «линии» в жизнь пока что точно отвечало директивам, которые Вильгельм Пик привез из Москвы.
ГЛАВА VIII
ОТВЕТСТВЕННЫЙ РАБОТНИК В ЦЕНТРАЛЬНОМ СЕКРЕТАРИАТЕ СЕПГ
В одно солнечное июльское утро 1945 года перед зданием на Принценаллее № 80 остановилось двенадцать больших грузовиков. Они должны были перевезти мебель, необходимую для Нового здания партии. Первоначально предполагалось, что центральным зданием партии, в котором разместится аппарат КПГ будет прежний дом имени Карла Либкнехта. Это оказалось, однако, невозможным и потому было решено занять одно большое здание на Валльштрассе №76–79, в самом центре Берлина.
Здесь работали днем и ночью, ремонтируя здание. Спустя уже короткое время можно было приняться за внутреннее устройство.
На первом этаже нового здания партии должны были получить свои рабочие кабинеты четыре высших партийных руководителя: Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, Франц Далем и Антон Аккерман.
Столяры еще работали: Вильгельм Пик, сам бывший столяр и в то время еще не президент, а всего только партийный руководитель, — очень довольный тем, что снова очутился в Берлине, — нашел рабочую спецовку и с воодушевлением работал, наравне со столярами. Я редко видел его таким радостным и оживленным, как в эти дни.
Неделей позже переезд центрального партийного управления с Принценаллее 80 в наше новое здание партии был уже закончен. К этому же времени Вальдемар Шмидт и я поселились в частной квартире на Форхгеймер штрассе в Панкове.
С Вальдемаром, сидевшим во времена нацистов двенадцать лет в концлагере и ныне являвшимся первым секретарем берлинской компартии, я сдружился с первых майских дней. Он нашел для себя квартиру и предложил мне вселиться к нему.
К этому времени и остальные партийные работники подыскали для себя частные квартиры, по преимуществу — в Панкове.
Только наиболее «преданные» оставались в доме на Принценаллее 80, который теперь стал называться «Общежитием сотрудников ЦК партии». С переездом в новое здание закончился переходной период в нашей деятельности. Начиналась нормальная жизнь.
Я жил теперь вместе с главой берлинской парторганизации, а мой служебный адрес звучал так: Центральный комитет Коммунистической партии Германии, Валльштрассе 76–79.
Едва переезд закончился, как было предпринято распределение обязанностей. Он начинался с «четырех великих»: Вильгельм. Пик был ответственным за общее руководство и общую политику; Вальтер Ульбрихт был ответственен за экономику, сельское хозяйство, профсоюзы и госаппарат; Франц Далем отвечал за партийную организацию, а Антон Аккерман ведал культурой, печатью, воспитанием, народным просвещением и партучебой.
До сих пор моим начальником был Ульбрихт. Но он уже показал мне бумагу, в которой значилось, что меня направляют в редакцию центрального органа партии, иными словами — моя дальнейшая работа должна была протекать в области печати и пропаганды.
Так оно и случилось. Еще наше здание не было полностью отремонтировано, как меня вызвал Антон Аккерман:
— Мы предполагаем назначить тебя заместителем заведующего отделом печати Центрального комитета. Доволен?
— Конечно! Очень рад. А кто будет заведовать отделом Печати?
— Мы пока еще не подобрали. Пока ты будешь там один.
Вскоре я был завален работой. В течение нескольких дней наполнились все книжные полки и газетные шкафы. К тому же все сообщения и печатные издания, не имевшие прямого отношения к какому?либо вопросу, которым занимался тот или иной отдел, поступали ко мне.
Ко мне же посылали всех случайных посетителей.
У меня создалось впечатление, что я руковожу отделом, который должен заниматься тем, от чего хотят избавиться другие отделы. К тому же стало обычным явлением посылать ко мне советских представителей, которые хотели иметь «понятие о работе в целом». Таких было немало.
Я должен был терпеливо, и это порою по несколько раз в день, разъяснять посетителям значение Учредительного манифеста партии, говорить об антифашистско–демократическом едином фронте и его целях, о восстановлении профсоюзов и о генеральной линии компартии.
К этому прибавлялась еще необходимость держать связь с «Дейче фольксцейтунг». Кроме того, я должен был принимать участие в обсуждениях различных вопросов, выполнять особые работы, ездить с Ульбрихтом или Аккерманом, переводить с русского на немецкий отдельные статьи, давать сообщения в центральный печатный орган, составлять проекты речей и, наконец, один раз в год, 7 ноября, писать официальное «Обращение» Центрального комитета КПГ.
Мой рабочий день был предельно заполнен и какой же это был длинный рабочий день!
В ту пору в ЦК КПГ был установлен 10–часовой рабочий день: от 9 утра и до 7 часов вечера, но приходилось очень часто работать гораздо дольше и в поздние вечерние часы было не редкостью встретить в ЦК многих ответственных руководителей.
Однажды после обеда меня вызвал к себе Ульбрихт.
— Устрой свои дела так, чтобы ты завтра мог бы быть совсем свободным. Ты поедешь со мной в провинцию Бранденбург.
Когда я на следующее утро явился в здание ЦК, Ульбрихт был уже готов к отъезду. Он познакомил меня на ходу с двумя высокопоставленными советскими экспертами по хозяйству.
— Мы едем вместе с этими двумя товарищами. Несколькими минутами позже мы уже ехали в двух элегантных лимузинах, находившихся в распоряжении ЦК. По дороге Ульбрихт рассказал мне, в чем дело:
— Мы должны выяснить некоторые вопросы, связанные с государственными поставками, и подготовить земельную реформу.
В различных пунктах провинции Бранденбург — особенно обстоятельно в Кирице — беседовали мы с комендантами, бургомистрами, со специалистами по сельскому хозяйству. Я лишь удивлялся, как точно был информирован Ульбрихт о малейших подробностях обязательных поставок во времена нацистов. Но еще больше я был изумлен, когда два наших советских спутника (говоривших бегло по–немецки), открыв свои портфели, извлекли пачки бланков, указаний и документов о поставках государству при гитлеровской власти. Особенно интересной была беседа с двумя специалистами из бывшего имперского органа
