демократии».
Я часто вел политические дискуссии с Аккерманом. Но никогда я не чувствовал, чтобы высказываемые мысли и взгляды так глубоко волновали его. Со мной происходило то же самое. Идеи, которые Аккерман высказывал теперь, были мне чрезвычайно близки. Моим желанием с давних лет было, чтобы каждая страна могла идти своим путем к социализму, иным, чем Советский Союз. Теперь Аккерман должен был написать об этом теоретическую статью в официальную партийную газету «Единство»! Она должна была наметить основную линию партии!
Это официальное изменение партийной линии в таком решающем вопросе заставило нас многое увидеть в совершенно другом свете. Злоупотребления и эксцессы при вступлении Красной армии в страну, демонтажи, политический контроль, осуществляемый советскими офицерами — все это было для нас только временными явлениями нескольких лет переходного периода; хотя это и наносит нам вред, но скоро всё будет преодолено. Скоро настанет день, — так я, по крайней мере, надеялся и верил, — когда уйдет оккупационная власть и немецкие социалисты, освобожденные от иностранной опеки, смогут найти свой путь к социализму на основе собственных традиций и соответственно существующим условиям.
В четыре часа утра шел я, охваченный новыми надеждами, в свою квартиру в Панкове, Наконец?то, думал я, станет действительностью то, чего я всегда так желал: мы пойдем к социализму своим собственным путем, избегая тех явлений, которые в Советском Союзе на меня так угнетающе действовали. Через несколько недель, в декабре 1945 года, появилась статья Аккермана: «Существует ли особый немецкий путь к социализму?»
Статья подействовала, как взрыв бомбы. У всех, исключая совсем малую часть стопроцентно послушных Москве партработников, которым были противны какие бы то ни было новые мысли, статья вызвала глубокий вздох облегчения. Наконец?то, казалось нам, наконец?то путь найден! Правда, мы не предпринимали никаких шагов, чтобы открыто отмежеваться от мероприятий советских оккупационных властей, но произошло что?то другое, что для нас тогда было гораздо значительнее: принципиальное отмежевание от развития социализма в Советском Союзе.
Тезис Аккермана начал свое победное шествие в партии.
Теория об особом немецком пути в социализм сыграла важную роль, в особенности для партийных работников, в большой кампании объединения в советской зоне Германии. В 1945 году было совершенно очевидно, что многие социал–демократы и коммунисты под впечатлением горького опыта фашистской диктатуры хотели преодолеть расщепление рабочего движения и создать единую социалистическую партию, которая должна была быть ценнее, чем СДПГ и КПГ Веймарского периода. Этому основному настроению соответствовала теория об особом немецком пути к социализму.
Можно заключить из последовавшего осенью 1948 года запрещения этой теории, что она рассматривалась тогдашним руководством ВКП(б) только как средство, чтобы рассеять сомнения социал– демократов (да и многих коммунистов), опасавшихся слишком большой зависимости от СССР. Непосредственно после основания СДПГ и КПГ в июне 1945 года Ульбрихт отклонил все предложения о создании единой социалистической партии, мотивируя тем, что объединению организационному должен предшествовать процесс, идеологического сближения. После этого обе партии приступили к отстройке своего организационного аппарата. Без сомнения наша партия — КПГ — была в более выгодном положении. Мы могли основать наши организации в городах и деревнях прежде, чем СДПГ, наши материальные возможности были шире, тираж наших газет был выше и мы имели в нашем распоряжении больше автомобилей, — что в тот первый организационный период было особенно важно, так как мы могли скорее восстановить связь с местными органами.
Советская поддержка ни в коем случае не ограничивалась в предоставлении предпочтительно нам технических средств. Политически КПГ также открыто предпочиталась оккупационными властями. С другой стороны, советские органы власти вмешивались непосредственно и во внутренние дела СДПГ, чтобы политическим нажимом и мерами запугивания заставить замолчать все критические и независимые голоса.
Связи наши с находившейся в стадии отстройки СДПГ были многообразны. Непосредственно после основания обеих партий в июне 1945 года, была совместно создана рабочая комиссия. Подобные же рабочие комиссии существовали и на местах.
В некоторых местечках, районах и землях отношения были тесными, товарищескими и даже дружескими, в других чувствовалась напряженная, порой почти враждебная, атмосфера, так как социал– демократы в бесчисленных случаях чувствовали одностороннее предпочтение, оказываемое КПГ советскими оккупационными властями.
Тем не менее, вскоре обнаружилось, что СДПГ развивалась значительно быстрее, чем это предполагало руководство КПГ в июне 1945 года. Количественный перевес КПГ становился все незначительнее. Все больше становилось мест, где число социал–демократов превышало число членов компартии.
9 ноября, в годовщину ноябрьской революции, предположено было устроить общее празднество КПГ и СДПГ в Берлине, но Центральный комитет СДПГ отклонил совместное празднование, отложив свое на 11 ноября, и прислал нам несколько пригласительных билетов. Вильгельм Пик предложил мне:
— Мы можем вместе поехать на праздник СДПГ. Будет выступать Гротеволь.
Нас вежливо приветствовали члены СДПГ и проводили в ложу, которая была предназначена для гостей. Гротеволь начал говорить. Уже после нескольких слов я почувствовал, что эта речь совершенно не соответствовала «линии». Вместо пропагандируемого нами «антифашистско–демократического порядка» Гротеволь много и подробно говорил о социализме, понятии, от которого мы тогда уклонялись, даже боролись с ним, потому что по нашему разумению он не соответствовал тогдашней фазе развития, мог поставить под удар единство всех антифашистских сил и дискредитировать идею социализма. Еще сомнительнее были для нас хозяйственные требования Гротеволя: он, правда, не высказался прямо против демонтажа и репараций, но трактовал эти вопросы таким образом, что каждый присутствующий вполне мог понять подлинный смысл его слов. Вильгельм Пик стал очень серьезен.
Заканчивая выступление, Гротеволь сказал, что считает задачей СДПГ во внутренней политике — занять среднюю позицию между коммунистической и буржуазными партиями, а во внешней политике — играть роль посредницы между Советским Союзом и западными буржуазными демократиями. Об укреплении сотрудничества с КПГ и о желательности объединения этих двух партий в речи Гротеволя не было ни нова.
Когда Гротеволь кончил, мы из вежливости похлопали немного.
— Пойдем, — шепнул мне Вильгельм Пик.
Он был подавлен и серьезен. Я думал, что мы потом будем приглашены руководством СДПГ в гости. Но остаться там с таким настроением, какое было у нас после этого доклада, было просто невозможно. Через несколько минут мы сидели в машине, которая помчала нас в Панков. Вильгельм Пик все еще молчал.
— Я этого не ожидал! Что же теперь будет с Гротеволем? — нарушил я молчание.
— Гротеволь показал себя в своей сегодняшней речи совершенно ясно и открыто противником объединения.
На следующий день у нас в ЦК речь Гротеволя была главной темой разговоров. Где?то возник слух, что эта речь составлена совсем не Гротеволем, а Клингельгофером. Речь Гротеволя ни в одной газете советской зоны опубликована не была. Не появилась она и ни в двухтомнике его речей и статей, вышедшем в свет в 1948 году, ни в дальнейших изданиях.
В конце ноября 1945 года стали известны результаты первых австрийских парламентских выборов после войны. Выборы были катастрофой для компартии Австрии. Австрийская народная партия получила 85 депутатских мест, социал–демократическая партия — 76, а компартия только 4 места.
Незадолго до этого пришло сообщение, где австрийские товарищи заявляли, что они рассчитывают получить на выборах такое же количество голосов, какое получат социал–демократы. Австрийские выборы и выводы из них стали главной темой разговоров у нас в ЦК.
— Австрийские товарищи сделали две основные ошибки, из которых мы должны извлечь для себя урок. Самой главной ошибкой была недооценка социал–демократии…
С этого дня началась большая кампания объединения. Существовала одна только тема: объединение.
