вечер, что надвигается настоящая опасность. У нас были другие заботы; завтра был день последних экзаменов в этом учебном году.
Все это происходило 21 июня 1941 года. До поздней ночи мы были заняты подготовкой к экзаменам.
На следующий день, 22 июня, многие студенты встали спозаранку. Многие поставили будильники на пять и шесть часов утра, чтобы использовать последние часы перед экзаменами для проверки своих знаний. Мы с Бенеком были другого мнения, — он согласился со мной, что самое важное перед экзаменами — сон. И мы решили проспать до девяти часов.
Однако нам это не удалось. Рано утром поднялась взволнованная беготня по коридору.
— Проклятые идиоты! Не дают выспаться перед экзаменами, — пробурчал в полусне Бенек.
Я его поддержал и прибавил еще смачное русское ругательство. Однако, беготня все усиливалась. Ни о каком сне нельзя было больше и думать. Мы не успели встать с постелей, как кто?то начал ломиться в нашу дверь.
— Будет выступать Молотов! Полчаса назад об этом передали по радио и с тех пор непрерывно повторяют. Говорят, что будет важное сообщение, — прозвучал за дверью взволнованный голос одного из студентов.
— Когда же он выступит?
— В 12 часов, — послышалось в ответ из коридора.
Мы посмотрели на часы, было 9. Оставалось еще много времени, и мы пытались сосредоточиться на предстоящем экзамене. Но из этого ничего не получалось.
Казалось, что время движется невероятно медленно. Наконец, мы услышали объявление:
«Говорит Москва. Мы передаем выступление заместителя председателя Совета народных комиссаров Советского Союза, народного комиссара иностранных дел Советского Союза, Вячеслава Михайловича Молотова». После короткого перерыва мы услышали голос Молотова.
«Граждане и гражданки Советского Союза, — начал он торжественно и серьезно, — сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких?либо требований и без объявления войны немецкие войска перешли границу нашей страны и бомбардировали Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и ряд других наших городов. Вражеские налеты и артиллерийский обстрел ведутся также с румынской и финской территорий. Это неслыханное и вероломное нападение на нашу страну не имеет примеров в истории цивилизованных стран. Нападение на нашу страну произошло несмотря на то, что существовал договор о ненападении между Советским Союзом и Германией и несмотря на то, что советское правительство точно выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну произошло несмотря на то, что в течение всего времени существования этого договора немецкое правительство ни разу не предъявляло каких?либо требований к Советскому Союзу. Ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз ложится тем самым полностью на фашистских правителей Германии»».
Когда впервые после двух лет по московскому радио вновь прозвучало слово «фашистский», мы невольно вздрогнули. Помолчав несколько секунд, Молотов продолжал свою речь:
«Теперь, когда свершилось нападение на Советский Союз, советское правительство отдало приказ нашим войскам оказать сопротивление этому разбойничьему нападению и выгнать немецкие войска с территории нашей родины.
Эта война не была нам навязана немецким народом, немецкими рабочими и крестьянами, немецкой интеллигенцией, страдания которых мы понимаем, она была нам навязана кликой кровожадных фашистских правителей, которые поработили французов, чехов, поляков, сербов, норвежцев, датчан, греков и другие народы».
После этого Молотов остановился на одном историческом примере, к которому многие потом неоднократно прибегали в течение всего первого периода войны.
«Не впервые наш народ имеет дело с зазнавшимся вражеским захватчиком. В свое время наш народ ответил на поход Наполеона против России Отечественной войной. Сперва последовало поражение, а потом и полный разгром Наполеона. То же самое произойдет с зазнавшимся Гитлером который начал новый поход на нашу страну. Красная Армия и весь наш народ вновь ведут победоносную Отечественную войну за нашу родину, за честь и свободу».
Выступление Молотова было самой короткой речью, которую мне приходилось слышать в Советском Союзе. Он закончил ее призывом к советскому народу:
«Граждане и гражданки Советского Союза! Правительство призывает вас сплотиться еще теснее вокруг нашей славной большевистской партии, нашего советского правительства и нашего вождя, товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».
Молотов окончил свою речь, однако смысл ее содержания с трудом входил в наше сознание. В наших ушах еще звучали его слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Мы сидели окаменев, не в состоянии охватить значения случившегося. Мы вышли с Бенеком из комнаты, нас тянуло к людям. В соседней комнате разговаривали несколько студентов и мы подсели к ним. Настроение у всех было подавленное и тревожное. По радио передавали военные песни и марши, но они никак не гармонировали с нашим внутренним состоянием.
В комнату вошла одна студентка. Громко и энергично, почти радостно, она заявила:
— Ну, теперь, мы повоюем!
— Нет никакой причины радоваться, — последовал ответ одного из нас, — война всегда приносит с собой ужасы и страдания.
Мы вновь умолкли. В этот момент я ощутил, насколько я сросся с Советским Союзом. Я начал размышлять о том, что многое из того, что было построено за эти годы будет разрушено, что война потребует бесчисленных человеческих жертв, что развитие страны будет приостановлено и многие достижения будут уничтожены. Меня удручало это сознание. Несмотря на все свои критические мысли и оппозиционные настроения, я продолжал восторгаться строительством в Советском Союзе и известие о войне подавило меня. Должно быть, мысли и чувства остальных студентов мало отличались от моих. Постепенно мы начали приходить в себя.
Мы прервали давящее молчание и начали, нерешительно и задумчиво, высказывать разные предположения.
— Теперь настанет конец гитлеровскому фашизму. Теперь Гитлеру придется расплачиваться за свою захватническую политику в Европе.
— Наверно наши войска немедленно войдут в Польшу. Но было высказано и скептическое мнение:
— Борьба будет очень тяжелой. Надо считаться с тем, Гитлер продвинется к Западной Украине и к Западной Белоруссии, и что его наступление сможет быть остановлено на старых границах Советского Союза. У нападающего всегда более выгодное положение.
Но это мнение вызвало возражение всех присутствующих. Начиная с 1936 года нас беспрерывно убеждали в том, что повторение интервенции 1919–1922 гг. теперь уже невозможно. На всех собраниях нам доказывали, что в случае нападения на Советский Союз, Красная армия отобьет агрессора и разобьет его на его собственной территории. Уверенность в этом настолько вошла нам в плоть и кровь, что войну на советской территории мы себе просто не могли представить.
Один из наших студентов задал вопрос, который в этот день наверно задавался везде, где речь шла о войне:
— А что будет теперь делать Англия?
Наши мнения разделились. Одна из студенток начала утверждать, что теперь мы будем вместе с Англией бороться против Гитлера. Но после двух лет советско–германского пакта эта мысль казалась почти невероятной.
Послышалось скептическое возражение. Один из студентов сослался на полет Гесса в Англию:
— Никакой настоящей войны между Германией и Англией до сих пор не было. Зато теперь они совместно пойдут против Советского Союза.
Но с этим предположением мало кто соглашался. Большинство нашей студенческой группы считало, что у нас образуется общий фронт с Англией против Гитлера.
— А наши экзамены! — воскликнула вдруг одна из студенток.
Напоминание об экзаменах вернуло нас к проблемам нашей обычной жизни. Мы вышли из общежития.
