кем-нибудь из строителей межпланетной станции.
— Нет, вряд ли это так, — покачал головой Денисов. — Диверсант не покинул бы Малой Луны, не воспользовавшись своим оружием. Тут что-то другое… Скажем, поменялись костюмами. Вот вы с Олегом и принесли…
— Возможно… Очень возможно, — растерянно пробормотал Виктор Сергеевич. А я и не подумал…
Они начали рассуждать дальше. Кто же среди жителей Малой Луны враг штурман, комендант, Хлебникова, Рыбкин, Бобров? Попробуй разберись! Какая-то страшная и непонятная тайна.
Пока они разговаривали, Малая Луна вышла из земной тени. Яркие лучи Солнца скользнули по рамкам иллюминатора и растеклись по комнате. Край стола Денисова, противоположную сторону будто залило золотом. В комнате сразу стало светло и по-земному уютно.
Дрозд, как всегда в минуты раздумья, закурил. Дым стлался по комнате тонкими длинными струйками. Денисов тоже погрузился в мысли. О себе он напоминал лишь тем, что потихоньку барабанил пальцами по столу.
Да что тут думать-рассуждать. Действовать надо. Но как? Враг был в лучшем положении — у него оружие! У Денисова от волнения и напряжения выступил на лбу пот. Он смахнул его платочком, еще раз посмотрел на патроны, вынутые из обоймы, и решительно проговорил:
— Надо, Виктор Сергеевич, готовиться к бою. Среди наших жителей чужак, посланец Штатов. Это очевидно. И цель империалистов — не секрет. Они хотят захватить Малую Луну, использовать ее как военную базу против нашей Родины. Вы же знаете, Виктор Сергеевич, у них с космической ракетой задержка.
— Вот как! — удивился Дрозд.
— Если верить зарубежным газетам, конструктор Вилли Рендол отказался работать на сенатора Уолтера, — продолжал Денисов. — Вот они и ошалели. А бешеный зверь — кусается…
— Нам теперь будет легче, — тихо проговорил Виктор Сергеевич. — Мы уже кое-что знаем…
Денисов нервно заходил по комнате. Только-только наладилась работа, и вдруг все планы рушатся. Теперь не до них: надо искать шпиона. Но где он и кто?
— Может, Бобров? — задумчиво проговорил Иван Иванович и смолк. А спустя минуту добавил: — Есть в нем что-то такое… неуловимое.
Дрозд покачал головой.
— Нет, не верится…
— Тогда — ботаник!
— Даю голову на отсечение — не он! — горячо заступился Виктор Сергеевич за своего старого друга.
— Тогда Хлебникова…
— Абсурд!
— В таком случае, недобрая тень падает на штурмана и коменданта.
— И на Олега, — грустно добавил Дрозд.
Денисов кисло усмехнулся. В самом деле, кого ни бери под сомнение, скорей себя посчитаешь идиотом чем их шпионами.
Долго сидели Денисов и Дрозд, строили догадки, советовались. Наконец остановились на том, что каждого надо остерегаться, проверять и быть наготове.
— Все это начинает меня выводить из равновесия, — не скрывая раздражения, проговорил Иван Иванович. — Эх, кабы я знал кто, своими бы руками задушил.
Виктор Сергеевич раскурил трубку, по-стариковски пососал ее и, когда она разгорелась, спросил:
— Где находится наш атомный заряд, что предназначен для Гермеса?
— За него я спокоен, — тут же ответил Иван Иванович. — Он разделен на части и лежит в надежных местах.
— Надо сообщить в Москву. Иначе мы рискуем…
— Верно. — Денисов задумчиво посмотрел куда-то в пространство. Подбородок его как-то вздернулся, придавая лицу озабоченный вид. — И самим принимать меры…
— У нас же нет оружия!
— Надо вооружиться хитростью, — улыбнулся чему-то своему начальник экспедиции.
— Как же вы думаете действовать?
— Из засады, — твердо проговорил Денисов.
Виктор Сергеевич долго смотрел на Ивана Ивановича, надеясь прочесть его мысли и намерения. Но Денисов нахмурился, замкнулся. Теперь особенно стала заметна седина на его висках.
— Я не понимаю вас, Иван Иванович, — признался Дрозд. — Если делать засаду, надо для всех.
— А как вы думали? Так и сделаем, — тихо ответил Денисов. — А вы, может, хотите предложить иной план?
Виктор Сергеевич оживился. Отведя в сторону руку с трубкой, он вдруг сказал:
— Узнать, кто имеет оружие, нетрудно.
— Ну? — поднял на него глаза Денисов.
— Я предлагаю подождать до завтра. Утром у дверей столовой незаметно установить аппарат «Урал» с рентгеновской трубкой. После завтрака мы уже будем знать, у кого оружие.
Денисов прищурил глаза, сдержанно улыбнулся.
— Вы прочли мои мысли, коллега, — проговорил он весело.
— В таком случае этот план принимается?
— Конечно!
Глава двадцать седьмая
Вилли Рендол вернулся в каюту мрачный, встревоженный. Кто такая Айда? Так ли в действительности обстоит дело, как она рассказывает? Если она хоть немного к нему расположена, то это надо, конечно, использовать. На корабле нет никого, кому он мог бы довериться, с кем поделился бы своими мыслями, планами. Дружба с Айдой приобретала для Рендола в таких обстоятельствах немаловажное значение. Более того, она могла содействовать его победе в этой жестокой схватке с невидимым врагом.
А если эта девушка подослана? Если она только стремится войти к нему в доверие и безукоризненно играет свою роль?
Держится она пока довольно искренне. Даже призналась, что ее вызывали в администрацию, предлагали тысячи долларов. Будь у нее дурные намерения, разве могла бы она отказаться от такого щедрого вознаграждения за жизнь какого-то малоизвестного инженера?
И снова возник вопрос: а так ли это?
Сложилась небезопасная, запутанная ситуация. Одно было бесспорно: надо оставаться бдительным, ни на кого не надеяться, не заводить ни с кем связей.
Рендол лег в постель и принялся наблюдать через толстое стекло иллюминатора за океаном. Волны с белыми намыленными гребнями одна за другой упрямо бросались на корабль, глухо стонали, разрезанные его могучим телом. Небосклон с редкими, разбросанными тучками колыхался, будто хотел оторваться от океана, вознестись высоко над ним.
На ужин сегодня Вилли Рендол решил не идти. «Меньше показываться на глаза, меньше и риска… — думал он. — А жизнь моя нужна не только мне, Нелли, детям. Она нужна и тем смелым советским астронавтам, которые на космической станции ведут большую и важную работу. Если верить Аиде, среди них опасный шпион, диверсант, посланец империалистических хищников. Их надо предупредить, спасти!»
Айда больше не тревожила телефонными звонками.
Что с нею? Обиделась? Оскорбилась? Инженер вспомнил сегодняшний разговор, холодное прощание. Он пожалел сейчас, что поспешил оборвать этот разговор, вел себя грубо.