— Я уже сделала. — Марджана села, хмурясь. — Я вообще не завоевала его. Я его купила.
— Ты ведь не собираешься притащить его обратно?
— Нет, — ответила Марджана. — Нет, я не собираюсь притащить его обратно. Он дал мне то, за что я заплатила. Так, как он видит это. Я могла бы не согласиться.
Сайида изумилась силе одной ночи любви, превратившей Марджану в спокойную уступчивую женщину.
Марджана засмеялась, звонко и яростно.
— Ты так думаешь? И в конце концов я стану настоящей самкой?
— Ты хочешь этого?
— Я не знаю. — Марджана постояла, несколько секунд ей понадобилось, чтобы успокоиться, а потом она медленно обошла зал. Тут и там попадались следы Айдана: подушка, которую он любил, в углу, где он часто сидел; чашка, из которой он пил, рядом с бутылкой вина; халат, в котором он так хорошо выглядел, был брошен в изножье его постели. Лютня в своем коробе, теперь умолкнувшая, брошенная. Марджана не задержалась, едва взглянула на все это.
Она вернулась к Сайиде. Что-то лежало на диване, где она спала; когда сместилась тень, эта вещь блеснула на свету. Сайида из любопытства потянулась за нею. Это был нож, просто, но весьма изящно сделанный, с простой серебряной рукоятью.
— Он сделал его, — сказала Марджана. — Неплохо для подмастерья.
Она была немного слишком спокойна. Сайида позволила ей взять нож и увидела, как пальцы Марджаны стиснули его.
— Он оставил его для тебя.
— Какая глупость, — ответила Марджана. Она не сказала, кто именно был глуп. Клинок слегка порезал ее пальцы; она уставилась на тонкую алую линию, как будто никогда прежде не видела крови.
Потом она выпрямилась и повесила кинжал к себе на пояс.
— Ты не оставила мне хоть что-нибудь от завтрака?
Взгляд ее предупредил Сайиду о том, что продолжать не стоит. Сайида заставила себя кивнуть.
— Я принесу еду.
Марджана последовала за ней на кухню. Они поели там, пристроившись у очага, как служанки, поскольку никто из них не подумал расстелить скатерть в зале.
Посреди трапезы проснулся Хасан и потребовал купания и еды.
— Скоро его надо будет отучать от груди, — сказала Сайида, вздрагивая, когда он пускал в ход зубки. — Ах! Жестокий. Вот тебе кусочек хлеба, если тебе так надо что-то жевать.
Он с радостью перенес усилия на кусочек лепешки, обмакнутый в мед. Его мать принялась прибирать кухню, пока Марджана молча наблюдала. Марджана никогда не смогла бы стать женой простого человека. Она слишком мало знала о женских умениях и, казалось, не была склонна научиться большему.
— Они скучны, — сказала она.
— Обязанности часто скучны. — Сайида проверила воду для мытья посуды в чане, который стоял на очаге и был достаточно велик, чтобы можно было наполнить бассейн. — Привлекательными их делает гордость: выполнять их хорошо и знать их.
— Тебе это нравится?
— Это то, что я делаю. Фахима говорит, что я хорошо справляюсь.
— Он тоже так говорит.
— Халид?
— Айдан. — Марджана произнесла это почти сердито. — Как будто он может знать.
— Он замечает такие вещи. Таков его обычай. Я полагаю, что это потому, что он франк. Они странно относятся к женским делам.
— Он вообще странны. — Марджана встала перед Сайидой, преградив ей дорогу к бассейну. — Покажи мне, как.
— Зачем, ради всего в мире, тебе потребовалось… — Сайида осеклась. — Ну хорошо. Смотри, и увидишь.
К тому времени, как они управились, они перетряхнули кухню и зал и вычистили их от края до края. Марджана занималась делом с редкостным пылом; недостаток умения она с лихвой возмещала рвением.
Когда каждый дюйм был выскоблен и дочиста отмыт, Сайида прислонилась к стене и отерла лоб. Марджана протянула ей чашку. В ней булькал шербет, густой и кисловато-сладкий, именно такой, какой она любила. Сайида уставилась на него.
— Мы могли бы воспользоваться магией.
— Мускулы лучше. — Марджана посадила Хасана на бедро. Она выглядела раскрасневшейся, взъерошенной и почти счастливой. — Ты хочешь вернуться домой, не так ли?
Конечно, она знала. Сайида была чуть растеряна: она искала способ сказать это. Было похоже, что Марджана узнала об этом сразу же, как это пришло в голову Сайиде.
— Да, — ответила Сайида. — Я хочу домой. — Теперь это было сказано. Она чувствовала себя на удивление легкой, удивительно взволнованной.
Марджана протянула к ней руки; она отшатнулась. Они поглядели друг на друга.
— Ты должна вернуться сейчас, — сказала Марджана, — если собираешься возвращаться вообще.
Сайида покачала головой.
— Я не могу. — Она посмотрела на свой халат, на свои волосы.
— Я не могу вернуться в таком виде.
— Значит, вымойся, — ответила ифрита. — А потом мы отправимся.
Сайида сглотнула. Это было больше, чем то, за что она торговалась. Хотя она должна была знать. Она знала Марджану.
— Ты пойдешь со мной?
— Ты этого хочешь?
Сайида кивнула. Руки в нее были холодными, но лицо горело.
— Он должен знать, как это было. Чтобы… чтобы он мог решить.
— Развестись с тобой?
— Или принять меня обратно.
— Мне казалось, — промолвила Марджана, — что решать должна ты.
Сайида улыбнулась, не слишком потрясенно; теперь пути назад не было.
— Я знаю. Ему это нужно.
— Это нечестно.
— Нет, — ответила Сайида. — Но это любовь.
Марджана покачала головой. Она не понимала. Быть может, это человеческая вещь. То, что мужчина дает, хотя кажется, что он берет; то, что женщина может выбирать, предоставив выбирать ему.
— Это не для меня, — сказала Марджана. — И не для нас. — Но она была достаточно мудра, чтобы не спорить.
Пока Сайида купалась и приводила себя в приличный вид, она собирала воедино всю свою храбрость. Она ей понадобится. Она заметила, что Марджана облачилась в женские одежды.
Больше не было причин задерживаться. Хасан был одет в свой новый халатик. Марджана закрыла лицо вуалью. Сайида приготовилась во всем, кроме одного.
Это одно не могло прийти, пока она медлила. Она глубоко вздохнула и с силой обняла Хасана.
— Теперь, — сказала она.
Дом был меньше и темнее, чем запомнилось ей: чуть запущенный, чуть обветшалый, но уютный. Она повела носом. Фахима приготовила
Неожиданное движение Марджаны привело Сайиду в себя. Они были в маленькой комнатке в женских покоях, в которую никто не заходил — разве что время от времени там поселяли гостью, которой
