— Я не претендую на ваше гостеприимство, — произнесла Марджана. Это звучало не так высокомерно, как могло бы.
— Нет, — чуть сдавленно сказал Фарук. Он прочистил горло. — Нет, ты не претендуешь. Тебе в моем доме всегда рады.
Лейле, возможно, было что сказать; Матушке, несомненно, тоже. Но Фарук опередил их. Сайида не могла сказать, что он жалел об этом. Он, очевидно, поступал так не из страха перед Марджаной; и явно не затем, чтобы завоевать ее расположение.
Марджана поклонилась, как кланяется женщина высокого рода гостеприимному хозяину.
— Ты весьма щедр, — промолвила она.
— Моя дочь в долгу перед тобой. Могу ли я скупиться, оплачивая его?
— Кое-кто мог бы, — возразила Марджана.
Ничто в ее поведении не бросало ни намека на Маймуна, но тот вздрогнул. Он не сказал ничего. Он наконец-то бросил взгляд на свою жену. Она не могла прочесть этот взгляд, не считая того, что ярости в нем не было. Быть может, он в конце концов простит ее.
Неожиданно она почувствовала, что устала от этой толпы родственников, от их кудахтанья и волнения, которое все никак не успокоится, их отчаянных попыток заставить все выглядеть обычно. Безвредно. Как будто Сайида и не провела месяц среди ифритов.
Но она знала, почему убегала; и Маймун помнил. Она поднялась.
— Благодарю тебя, отец, — сказала она. — Матушка, Фахима, Лейла: мое почтение. Исхак, я рада снова видеть тебя. Маймун… — тут ей пришлось прерваться, чтобы набрать воздуха и начать снова. — Маймун, муж мой, если я по-прежнему могу называть тебя так…
— Ты можешь.
Ему пришлось не легче, чем ей. Когда она поняла это, ей стало немного легче.
— Муж мой, я прошу прощения за свой побег.
Он сглотнул. Слишком это было неожиданно.
— Я тоже прошу прощения. — Он смотрел ей под ноги. — Я сожалею… что сделал то, что сделал.
— Я тоже. — Она позволила себе чуть озорства. — Сможешь ли ты простить меня?
— Я… — Он с усилием моргнул. — Да. Если ты простишь меня.
Она кивнула.
Он должен был поднять глаза, чтобы увидеть это. Он пытался не упасть и не заплакать.
Она едва не заплакала сама. Но было не место для этого. Она вскинула голову.
— Если все извинят меня, то прошло много времени с рассветной молитвы, и я соскучилась по своей собственной постели. Разрешат ли мне удалиться туда?
Они не хотели отпускать ее; Фахима возражала, что Сайида не может отправиться в постель, не поев сперва. Но та была непреклонна. Она чувствовала себя трусихой, оставляя Марджану на их милость, но страх перед ифритой должен был удержать их в рамках приличий. Сайиде надо было поговорить с Маймуном. И, быть может, не только поговорить.
Но едва Фахима и служанка удалились, удостоверившись, что Сайида устроилась уютно, она начала бояться, что оказалась слишком хитрой. Что он не придет. Или откажется это сделать, потому что все еще не простил ее.
Она готова была бежать назад, хотя бы чтобы проведать Хасана. Она даже уже приподнялась, когда Маймун отворил дверь.
Он не выглядел так, как выглядел в последний раз, когда приходил к ней. На этот раз он был спокойнее, и даже покорнее.
Она опустилась на матрац. Он стоял, прислонившись спиной к двери, и смотрел куда угодно, только не на нее.
— Маймун, — сказала она, неожиданно робко.
— Сайида, — отозвался он. Он покусал губу, пытаясь справиться с волнением. — Ты действительно в порядке?
— Действительно.
— Ты была — действительно — там, где ты сказала?
— Действительно. Мы были где-то в Персии, я думаю. В пустыне. Там росла смоковница, но птицы склевали все плоды.
— Тебе там понравилось.
Она не смогла отрицать это.
— Я не пытался опозорить тебя, — сказал он. — Я хотел, чтобы ты жила в чести. Как госпожа.
— Я знаю, — ответила она.
— Это только… это… это создание…
— Ее нелегко полюбить, — промолвила Сайида. — совсем нелегко. Я думаю, надо знать ее с детства.
— Она хорошо заботилась о тебе.
Он пытался как-то обойти острые углы. Сайида оказала ему всю помощь, какую могла.
— Это так. Она верна своим друзьям. И она любит Хасана.
— Я… вижу это. Она выглядит почти человеком, когда смотрит на него.
— Она очень старается. Для нее было нелегко быть ассасином. У нее были трудное время, но она завоевала свободу.
Маймун не был готов говорить об этом. Он потянул себя за бороду, снова смутился, и словно думал, не убежать ли ему прочь.
Сайида решила проявить хитрость. Она скользнула к нему прежде, чем он успел пошевелиться, и плотно прижалась к нему.
— Я соскучилась по тебе, Маймун.
Он что-то пробормотал. Сначала он стоял, не зная, куда девать руки, но она обнимала его. Потом он крепко обхватил ее и похлопал по спине.
Сайида плакала. Она даже не заметила этого сначала. Начав, она уже не могла остановиться. Она пыталась. Маймун ненавидел слезы; от них он чувствовал себя отчаянно неуютно.
— Прости, — пыталась выговорить она. — Я не хотела…
— Я тоже соскучился по тебе.
Она откинула голову. Его борода была влажной. Она провела по ней рукой.
— Значит, ты не разведешься со мной?
— Разве я должен?
— Я не сделала ничего бесчестного.
— Тогда почему я должен хотеть отослать тебя прочь?
Она пожала плечами.
— Ты мог не поверить мне.
— Ты знаешь, что из этого получается.
— Я хочу быть хорошей женой, — сказала она. — Я попытаюсь слушаться тебя.
— Я попытаюсь приказывать тебе то, чему ты сможешь повиноваться.
— Ты можешь, — медленно выговорила она, — приказать мне поцеловать тебя.
Он залился багровым румянцем. Но засмеялся, изумив ее.
— Ну что ж, я приказываю. Поцелуй меня.
Она с радостью повиновалась. Он с радостью приказал ей снова.
И он даже не пил вина. Посреди поцелуя Сайида откинулась назад, чтобы вдохнуть воздуха.
— Следовало бы убегать почаще, — сказала она, — хотя бы ради возвращения домой.
Ее волосы расплелись, и его пальцы запутались в них. На миг они напряглись до боли.
— Что, если я прикажу тебе не убегать?
— Я попытаюсь быть послушной.
— Но может статься, ты не сможешь. — Он учился. Это было трудно; ему это не нравилось. Но все же он пытался. Она уважала… нет, больше — она любила его за это.
