больше нигде не находилось места. Она была закрытой и пыльной, как будто сюда давно никто не заглядывал. Ифрита открыла дверь, помедлила.
— Что-то случилось? — спросила Сайида. Она едва могла выдавить шепот, так сильно пересохло в горле, так неистово стучало сердце.
— Нет, — ответила Марджана. Она жестом пригласила Сайиду за собой. Та повиновалась.
Все сидели за обедом. Быть может, это подстроила Марджана. Раз в кои-то веки Лейла могла ждать своего мужа, и Фахима хотела убедиться, что ее мужчины едят хорошо, но Матушка никогда не снисходила до этого. Но сегодня и она была здесь. Быть может, потому, что здесь был Исхак. Если Матушка и претендовала на то, чтобы изображать служанку, то она быстро утомилась от этого и уселась на лучшие подушки рядом с сыном.
Это собрание не было радостным, несмотря на присутствие Исхака. Фарук выглядел почти стариком. Матушка была угрюма. Лейла молчала, притихнув. Маймун ел все подряд, но так, как будто вовсе не думал о том, что ест. Линия между его бровями стала глубже, под глазами лежали тени.
Сайида бросилась было вперед, но рука Марджаны остановила ее.
Исхак со стуком поставил чашку. Стук был громкий и резкий.
— Йа Аллах! Ты уже месяц сидишь так, и что? Ты хотя бы пробовал искать их?
— Какой толк? — спросил его отец. — Мы знаем, кто забрал их.
— И почему. — В горле Исхака зарождалось рычание.
Маймун не ответил на это ни словом, ни взглядом. Он прожевал последний кусок хлеба и потянулся за своей чашкой.
Исхак схватил его за запястье.
— Иблис бы забрал твои кости!
Маймун легко освободился и начал пить.
— Если они погибли из-за тебя…
Чашка дрогнула в руке Маймуна. Он поставил ее и поднялся, поклонившись сначала Матушке, а потом Фаруку.
— Нет, постой, — сказал Исхак. — Ты достаточно уходил. Теперь взгляни в лицо тому, что ты сделал.
— Я знаю, что я сделал, — ответил Маймун.
— Ты пытался заковать жену в цепи. Что она сделала, чтобы заслужить такое?
— Она водила дружбу с демоном, — произнес Маймун.
— А ты рассердил демона. Кто из вас больший глупец?
— Я делал то, что полагал нужным делать.
—
— Я не сказал, что был прав, — отозвался Маймун.
Сайида больше не могла скрываться.
— Ты был настолько прав, насколько знал, как быть правым, — промолвила она.
В сказках возвращение давно потерянного дитяти происходит совершенно просто. Она — или чаще он — возвращается домой, его престарелая мать падает ей в объятия, ее престарелый отец плачет у нее на шее, и после этого все живут долго и счастливо.
Отец Сайиды был не таков, чтобы плакать на чьей-либо шее, а Матушка падала в обморок только тогда, когда это сулило ей какую-либо выгоду. Наступило очень долгое молчание. Никто не выглядел особо удивленным; просто растерянность и некоторое замешательство. Было слишком сложно сменить в сознании мысленное лицезрение пропавшей и, быть может, умершей родственницы на осознание, что эта родственница стоит тут живая и, по всей видимости, совершенно здоровая. На нее даже почти не смотрели прямо, словно от взгляда она снова могла пропасть.
Исхак первым собрался с разумом и, не обращая внимания на стоящую позади Сайиды Марджану, бросился и обнял разом Сайиду с Хасаном, не дав им вздохнуть. Он втащил их в комнату, засыпая Сайиду вопросами.
— Где ты была? Что ты делала? Ты выглядишь чудесно… и Хасан, он подрос. Кто заботился о тебе? Это не…
– 'Джана, — отчетливо сказал Хасан. — Мама. Хасан. — Он ждал.
— Исхак, — произнесла его мать, пытаясь не засмеяться. На лице ее брата было уморительно потрясенное выражение.
— Исхак. — Хасан улыбнулся всем.
Никто не может устоять перед обаянием ребенка; а этот ребенок к тому же учился у франка Марджаны, который мог очаровать звезды на небе. Фахима довольно радостно приветствовала Сайиду, но Хасана она схватила в объятия, смеясь и плача одновременно.
Без ребенка на руках Сайида почувствовала себя обнаженной. Она чувствовала стоящую позади Марджану, тень под вуалью. Никто, казалось, не замечал ее, кроме Исхака, который предпочел не говорить о ней.
Суета вокруг Хасана дала Сайиде время, чтобы собрать свою смелость. Исхак обхватил ее рукой, немного слишком сильно, но она с радостью принимала его поддержку. Все остальные ворковали над Хасаном.
Все, кроме Маймуна. Он смотрел на своего сына жадно, но, казалось, не мог двинуться с места. Он не смотрел на Сайиду.
Хасан сам решил эту задачу, вырвавшись из объятий Матушки, встав на свои весьма резвые ножки и вскарабкавшись на колени к отцу.
— Папа, — сказал он.
Лицо Маймуна засияло, как лампа.
— Вы слышали это? Вы слышали, что он сказал?
Все закивали. Даже Матушка улыбнулась.
— Он ходит, — произнес Маймун. — Мой сын ходит. И говорит.
— Ходит, — повторил за ним Хасан. — Говорит.
После этого никто особо не думал забрасывать Сайиду вопросами, хотя Исхак едва не умирал от любопытства. Сайида вернулась, целая и невредимая. Фарук выглядел довольным; женщины следовали его примеру.
Они верили ей. Она едва не упада, осознав это. Ее отец по меньшей мере, Фахима наверняка, быть может, даже Матушка — все они не боялись, что она обесчестила семью.
Не боялся этого и Исхак, но он точно умер бы, если бы ждал еще дольше.
— Я была в месте, известном Марджане, — сжалилась над ним Сайида, — тайное место, вдали от всех городов. Я не видела ни единого человеческого существа, пока была там.
— Это ужасно! — воскликнул Исхак.
— Там было тихо. — Большую часть времени. — Я заботилась о Хасане. Я присматривала за домом. Я готовила. Я делала женскую работу. Иногда я выходила наружу. Небо было очень широким. Я могла простереть мысли так далеко, что меня словно вообще не было.
— Не говори мне, что это превратило тебя в мистика.
— Когда было так много посуды, которую надо было мыть? Не смеши меня.
— Ты действительно была… совсем одна?
Это сказал Маймун. Он по-прежнему не смотрел на нее. Голос его был хриплым.
— Там была Марджана, — ответила Сайида. Легко, холодно, спокойно. Она гордилась собой.
Тогда они увидели ифриту: она вышла из тени Сайиды на свет. Она не опустила свою вуаль.
— Я попросила ее прийти, — сказала Сайида. — Я перед ней в долгу, за то, что она предоставила мне убежище и приглядывала за мной, пока я была там. Я хочу, чтобы она осталась еще ненадолго. Она больше не ассасинка. Она хочет научиться быть женщиной.
Они встретили это с различной степенью недоверчивостью. Но никто не зашел столь далеко, чтобы высказать ее вслух. Даже Маймун.
