имеют они сами.
— В самом деле, — говорил он однажды, увлекшись этой мыслью, — представьте себе, какая получилась бы прекрасная композиция, если бы смешать какого-нибудь архигорожанина, да вот хоть бы нашего уважаемого лорд-мэра, с поэтом Суинберном как представителем поэзии и с генералом Бутсом, представляющим собою религиозную восторженность. Превосходно дополняли бы друг друга Бисмарк и Гарибальди, а если бы добавить к ним вытяжку из Ибсена, то получилось бы нечто особенно пикантное для высших сфер. Ирландских политиков хорошо бы смешать с шотландскими богословами, а оксфордских магистров — с одной из современных отечественных писательниц. И так далее.
Говоря без шуток, было бы и в самом деле хорошо, если бы большинство из нас, людей среднего уровня, могли составить, так сказать, духовную амальгаму; тогда, быть может, получились бы более годные продукты, чем теперь, когда каждый из нас в отдельности обыкновенно является обладателем лишь некоторых приятных и полезных свойств.
Прекрасная читательница, разве вам не приходило иногда на ум соображение, что если бы ваш Том в придачу к своим собственным положительным качествам обладал еще теми, какими отличаются Гарри и Дик, то он был бы совершеннейшим из всех супругов на земле? Но, разумеется, раз вы сознаете, что соединить троих в одно лицо нельзя, то поневоле покоряетесь необходимости довольствоваться таким мужем, какой он есть. И благо вам и ему, если вы будете видеть в нем только его хорошие качества, а отрицательные или просто несовершенные станете благородно игнорировать.
Я знал одного человека, который был женат на истинном воплощении грациозной женственности во всех ее лучших проявлениях. Его жена была прелестная, розовощекая, голубоглазая и светлокудрая Гретхен с чудным, безобиднейшим характером; всегда веселая, когда нужно быть веселой, чтобы не омрачать радости других; всегда приветливая в обществе; всегда сострадательная к достойным сострадания; всегда готовая печалиться чужими печалями; очень восприимчивая к поэзии в природе и в жизни, — она представлялась мне полным совершенством. Но представьте себе: муж ее находил, что лишь в том случае он мог бы признать ее таким совершенством, если бы она при всем этом была и настоящей хозяйкой, то есть дрожала бы над каждою просыпанною крупинкою и поднимала бы бурю из-за каждой разбитой кухаркой тарелки; кроме того, умела бы готовить такие обеды, какие подаются в фешенебельных ресторанах и клубах, а не быть противницей так называемого изысканного стола, предпочитавшей простые, здоровые блюда.
Вспоминается мне, кстати, женский идеал повествовательной литературы, которая положительно невыносима своей деланной безупречностью. Да избавит нас Господь от подобной жены! Такая жена вся соткана из самых утонченнейших нежностей, и в ней нет места ни одной чисто человеческой черте.
Я знаю многих прекрасных женщин, но среди них не нахожу прототипа современной идеалистически настроенной повести. Вы хороши, милые дамы, но вы не ослепляете глаз своей небесной красотой; вы обладаете живым и острым умом и приятным даром слова; вы можете похвалиться разносторонним знанием во всех областях нашей цивилизации и культуры; вы очаровательны в обществе и, быть может, не менее обаятельны в своей домашней обстановке. Но — простите мою смелость — несмотря на все это, до идеала современной идеалистической повести вам так же далеко, как мне до полного совершенства.
Ни одна из вас не может внушить мне уверенности, что вы — единственная идеальная женщина на свете. У всех вас есть известное своеобразие характера, совсем не соответствующее представлению об ангельском. И слава богу! Вы, женщины, так же бываете нерассудительны, непоследовательны, неосмотрительны; так же имеете человеческие аппетиты и инстинкты; так же несвободны от более или менее крупных недостатков, — словом, вы такие же дети Адама и Евы, как и мы, мужчины. И опять-таки скажу: слава богу, что это так. Неземная женщина была бы совершенно неуместна на земле.
Поглядите на придуманную новеллистами «совершенную» женщину. Разве она имеет что-нибудь общего с настоящей женщиной? Она на своем чистокровном скакуне с замечательною смелостью перелетает через шестифутовые изгороди, причем неподражаемо ловко обертывается в седле, чтобы сказать какую-нибудь насмешливую любезность следовавшему за нею мужчине, который как раз в эту минуту сверзился в придорожную канаву и беспомощно барахтается в грязи с живописно задранными вверх ногами. Она грациозно купается в море чуть не в самый разгар бури; ее изящный купальный костюм из тончайшего батиста и кружев сидит на ней как влитой; с легкостью и бесстрашием чайки она носится по бушующим волнам и, когда ныряет, ни одна прядь ее тщательной прически не растрепливается и не сбивается с места; да и сама вода как-то особенно струится с этой современной сирены, скатывается бесследно, точно со стали.
Когда эта сверхженщина катается в лодке, она безошибочно правит по ветру и не боится самого сильного встречного течения; при этом она никогда не зальет ни себя, ни своих спутников, ни лодки потоками воды, как это бывает у неумелых гребцов. Когда она играет в лаун-теннис, то никогда не сделает ни одного, даже пустячного, промаха и никогда не поставит в неловкое положение своего партнера; стоя на цыпочках, она с изумительной ловкостью забрасывает мяч на высоту шести футов над своей «ангельской» головкой. Когда она находится на ледяном катке, то на своих высоких французских каблучках ухитряется описывать угол в сорок пять градусов, причем никогда не упадет сама и никого не собьет с ног. Вы никогда не увидите, чтобы она растянулась на зеркальной поверхности или, неграциозно усевшись на льду, с разъехавшимися в обе стороны ногами, кричала: «Ой-ой! больно! помогите!»
Словом, идеальная молодая девица или дама побивает рекорды во всех видах спорта, далеко оставляя за собой своих кавалеров; перечисление же всех ее других совершенств могло бы наполнить целый отдельный том. Нет в ней только тех качеств, которые могут вызвать истинную любовь.
Нам нужна женщина, которая была бы нашим лучшим дополнением, а не нашим соперником; которая была бы трогательна в своей беспомощности и в своей доверчивости к нашей силе; которая может делать промахи, но с таким застенчиво-смущенным видом, что так и хочется поцеловать ее в разгоревшиеся щечки и шепнуть ей: «Ничего, не бойтесь нашего осуждения или — боже сохрани! — нашей насмешки: своей ошибкой вы только доказываете, что вы женщина, а это-то и хорошо».
Напрасно вы, господа новеллисты, рисуете нам «сверхженщин». Разве вы не понимаете, что они могут только мозолить нам глаза? Учите нас лучше понимать тех женщин, которые существуют в действительности и с которыми мы должны иметь дело. Не заставляйте нас пренебрегать последними ради первых.
В самом деле, не легче ли будет нам, людям обоих полов, уживаться друг с другом, если мы перестанем искать одни идеалы, определение свойств которых зачастую зависит от неверно направленных вкусов?
Дорогая леди, позвольте уверить вас, что вы не имеете никакого основания роптать на свою судьбу. Разомкните ваши хорошенькие, но так судорожно сжатые ручки, оставьте занятый вами пост у меркнущего окна; ваш Джек немножко засиделся с приятелями, но это еще не значит, что он разлюбил и забыл вас. Поверьте, Джек вполне достоин вас, и лучшего мужа вы не могли бы найти. Вам мерещится романический герой сэр Галахад; но ведь он скачет на своем кровном коне и сражается с врагами в стране, слишком отдаленной от нашей маленькой шумной земли, на которой мы живем, проводя свое время в переливании из пустого в порожнее, во флирте, в заботе о красивых нарядах и в посещении разных зрелищ. Сэр Галахад был холостяком; следовательно, если бы он снова и спустился на нашу землю, то все равно едва ли бы женился на вас, как вы ни хороши и ни милы. Он был человеком, созданным не для семейных радостей. Будьте же довольны своим Джеком и не ищите в нем того, что совсем не подходило бы к современному нероманическому строю нашей жизни. Вглядитесь в него беспристрастными, незатемненными предвзятостью глазами — и вы увидите, что он настолько хороший человек, насколько можно требовать при данных условиях.
Ваш Джек честен и открыт, поэтому избегает рисовки и позы. Он не представляет собою ничего исключительно великого — это верно.
Но, дорогая леди, что подразумеваете вы под словами «исключительно великое»? Ведь такое понятие очень растяжимо, и я не советую вам ни к кому прикладывать этой мерки. Если и есть в Джеке какие-нибудь недостатки, то старайтесь с ними примириться, и благодарите Бога, что в нем нет более худших.
Все мы, люди современности, далеки от того, чтобы быть святыми, и свои лучшие мысли мы охотнее выкладываем на словах или на бумаге, нежели приводим в осязательное действие. Настоящие рыцари с их
