говорить, а на настоящем, на знакомом ему, на его родном языке.
Он помнит, как во время последней их встречи горестно покачал головой, а она обеспокоенно посмотрела на него и спросила:
— Что-то не так?
— Все не так.
Все.
Стелла сообщает девочкам, что в выходные приедет папа. Они не потрясены, не напуганы, не охвачены безудержным ликованием. Им тринадцать и пятнадцать, их заботит сиюминутное, дочери привыкли, что Джереми время от времени не бывает дома, и не очень задумываются о том, почему его нет и где он. Их больше занимают отношения с друзьями и подругами, новая стрижка, ближайшая поездка в «Примарк». Джереми, конечно, тоже им небезразличен, но не является главным предметом их забот. Они не знают и никогда не узнают, что их родители чуть не развелись. Папа приедет в выходные? Ну что ж, хорошо.
Стелла лихорадочно готовит любимые блюда Джереми: марокканский таджин с мясом молодого барашка, жаркое, приправленное фенхелем, груши в марсале с изюмом и орешками. День урожая, возвращение воина — что-то из этой серии. Вот только Стелла несколько озабочена. Правильно ли она поступает? Стоило ли звать его обратно? Она ведь была готова развестись с ним, а вот теперь оказывается, что нет.
Стелла до смерти боится даже мысли о том, что скажет Пол Ньюсом.
С Джилл они уже поговорили.
— Он… что? Возвращается домой? Ты с ума сошла, Стелла? — взорвалась Джилл.
Стелла сказала, что она не сошла с ума, вовсе нет. Просто она все обдумала, — это почти правда. Они с Джереми очень серьезно поговорили, — совсем не правда. Стелла чувствует, что он никогда больше не позволит себе поступить с ней так плохо, — возможно, даже и правда.
Генри очень доволен тем, как идет работа над мемуарами. Он пишет каждый день, страницу за страницей, каждое утро выдает Роуз очередную порцию. Он вспоминает о былом не то чтобы спокойно, но с приятным трепетом. Как хорошо бывает свести старые счеты, воткнуть шпильку или, наоборот, вдруг вынуть из-за пазухи букет. Конечно, надо быть осторожным, помнить, кто умер, а кто еще жив. А то как бы не привлекли к ответственности за диффамацию. Вдруг кто-то еще доживает свой век в каком-нибудь приюте или готов выскочить из гроба. Но в большинстве своем его герои уже перебрались в мир иной, так что можно ни в чем себе не отказывать.
Генри прекрасно знает, что такое ненадежные свидетельства. Он ведь историк, причем неплохой, хотя его взгляд на эту науку сейчас не в моде. Он прекрасно понимает, что его воззрения весьма необъективны и спорны. Что ж, тем лучше. Нужно поскорее записать и обнародовать их, раз уж Генри имеет такую счастливую возможность, а те, о ком он пишет, — уже нет. Потом пусть потомки разбираются, правильно ли изображены Гарольд Вильсон, Гарольд Макмиллан, Морис Боура, Исайя Берлин и остальные. Генри видит себя этаким Джоном Обри XXI века — не таким, конечно, безответственным болтуном, с более взвешенными суждениями. Эта книга, конечно, украсит и, возможно, завершит список его публикаций: разоблачительных, вызывающих, увлекательных.
— Итак, Роуз, вот сегодняшняя порция. Довольно колкие замечания о Хью Гейтскелле. Вы будете заинтригованы. Так, а почему я не вижу юного Марка, Роуз? Где он?
Пока Генри все это говорил, Роуз неподвижно стояла и смотрела прямо перед собой.
Тут она очнулась, взяла со стола пачку исписанных листов и ответила:
— Понятия не имею. A-а, да вот он.
Они услышали, как входная дверь открылась и закрылась. У Марка теперь был свой ключ.
Молодой человек заглянул в кабинет Генри:
— Доброе утро всем. Ой, как здорово! Я вижу изрядную порцию мемуаров. Ужасно интересно.
— Да уж, — ответил Генри. — Гейтскелл. Я всегда был уверен, что его перехваливают. На самом деле очень обыкновенный тип. Роуз, должно быть, удивится.
Марк улыбнулся ей:
— Как вам невероятно повезло, Роуз. Вы ведь первый читатель.
Роуз не ответила. Она вышла из комнаты, унося с собой репутацию Хью Гейтскелла и пачку писем.
Марка очень мало интересуют мемуары Генри. Возможно, ему вообще лучше от них дистанцироваться, когда выйдут в свет. Если такое вообще случится. Невыгодно считаться учеником старика, чья теория полностью дискредитировала себя. Но пока Генри ему нужен. Во-первых, как источник финансирования, во-вторых, в связи со статьей о плагиате, после которой имя Марка заметят и он приобретет полезные связи в научной среде. Если повезет, будут отклики, и уж тогда Марк приведет новые, весьма изящные доводы. Вообще-то, статья почти готова. Навести окончательный глянец — и можно отсылать в журнал, предлагающий самые выгодные условия. На это потребовалась всего неделя.
— А у вас как продвигается? — благостно поинтересовался Генри.
Марк озабоченно наморщил лоб:
— Довольно трудно. Надо правильно расставить акценты. Поговорить о плагиате в исторической науке вообще. Это будет фон для спора Беллами и Картера. Я бы попросил вас ознакомиться с рукописью, когда она обретет хоть какие-то очертания.
— Конечно-конечно, — просиял Генри, и Марк отправился к себе, продуктивно работать над шотландским Просвещением, которое продвинет его по карьерной лестнице.
Карьера Марка зависит от этого ненадежного болота — от прошлого. Он очень хорошо знал, что ни одному свидетельству нельзя верить до конца. Ну и прекрасно. Для того и существует история — байки разной степени достоверности, роскошная пища для внимательного аналитика-обличителя из следующих веков. На этом делались ослепительные карьеры, и Марк очень рассчитывал выстроить на этом свою. После Шотландии можно будет перескочить через канал, пощипать немного Великую Французскую революцию. К тому времени он уже надеялся пристроиться где-нибудь в Уорвике или Йорке, а может, стать членом Оксбриджского сообщества.
Марк уселся за компьютер, начал просматривать то, что написал вчера, и вдруг почувствовал чье-то присутствие. Это была Роуз. Она что-то искала в книжном шкафу у двери. В Лэнсдейл-Гарденс было полно полок в самых неожиданных местах. С самыми разными книгами, расставленными без всякой системы. Кстати, какая мысль! Закончив с архивом, можно взяться за библиотеку Генри. Еще несколько месяцев финансирования.
— Могу я вам помочь, Роуз?
— Только если вы знаете, где находится генеалогический справочник «Дебретт» за тысяча девятьсот семьдесят пятый год. Генри нужно кое-что проверить. Срочно.
— Давайте посмотрим. Кажется, мне он не попадался. — Марк тоже подошел к шкафу. — Довольно разношерстная библиотека, должен сказать.
— Разношерстная? — Роуз, казалось, раздумывала над таким словом. — Что ж, судя по всему, этой книги здесь нет.
Она сказала это как-то чуть более отстраненно, холодно, чем обычно.
«Ничего, я найду к ней подход», — подумал Марк.
— Вы так внимательны к нему, Роуз. А ведь он не самый приятный из работодателей.
Она метнула в него быстрый взгляд. Марк решил, что слишком далеко зашел. Но нет — Роуз лишь слегка улыбнулась, пожала плечами и ушла.
— Сегодня чудесный день.
— Конечно, прекрасный. — Он на секунду взял ее за руку, как бы помогая преодолеть бугристую часть тропинки.
Вокруг них простирался Хэмпстед-Хит в разгаре лета, утопающий в зелени, полный птичьего щебета и жизни. Лондон лежал где-то внизу — нечто голубоватое, отдаленное, запутанное.
