задание достаточно простое. Надо подыскать подходящего кавказца и отдубасить его так, чтобы мать родная не узнала. Но фишка заключается в том, что все это надо снять на камеру, а потом выложить ролик на сайт. А текст придумать такой, мол, за дело получил. Но текст будут придумывать другие, а задача отряда заключается в том, чтобы взять черного в круг, дабы исключить возможность отступления бегством. А то эти трусы, столкнувшись с силой предпочитают бежать так что пятки сверкают. Прихватив цифровую камеру (за съемку ответственным назначается Максимка, парень что надо), к десяти вечерам мы выкатываемся гурьбой на улицу.
«Огонь батарея! Огонь батальон!»
И сразу же навстречу толстяк, явный хачик, живот трепыхается с вызовом, мол, у меня своя автономная жизнь. По мобильнику треплется так, словно не московская земля у него под ногами, а Великая Армения — от моря и до моря! Одет в пальто, а оно нараспашку, да и пиджак распахнут, на рубашке половина пуговиц расстегнута, и золотая цепь с мой палец. Умора какая. Несколько ребят отделившись от толпы, двигаются ему наперерез, но я движением руки останавливаю их:
— Нам нужна дичь половчее. Этот кусок студня сдохнет от ожирения и без нашей помощи.
Другое дело вот тот долговязый узкоглазый китаеза, вышагивающий по тротуару, аккуратно обходя лужи, он — наш.
— Эй, чистюля, запачкать унты боишься? — Он оглядывается на нас, не пытаясь бежать, а просто оторопело стоит и ждет, когда мы приблизимся к нему. Круг замыкается и Максим включает камеру.
— Ну, ты, голова — два уха, долго будешь страну нашу пачкать?..
На этом я считаю беседу законченной. Он пытается уйти от удара, неумолимого как возмездие. Его ответный выпад может вызвать только улыбку. Она блуждает на моем лице, пока мои руки работают легко и привычно, как на тренировке со спарринг-партнером. Никаких переживаний, мешавших мне под Новый год в общаге. Через несколько мгновений он лежит распластанный на асфальте — прекрасный объект для съемок.
Напоследок пнув его в бок, обращаюсь к Максим, который с техникой на «ты»:
— Все снял? Без проколов? — я бы с удовольствием еще одного нашел и провел бы всю операцию заново, если что не так с записью.
— Да, командир! — рапортует тот, укладывая ловко камеру в футляр. — Четыре с половиной минуты. То, что нужно для Интернета, просмотр не надоест, на половине не прервут, и скачивать будет легко.
Я домой возвращаюсь довольный, как от души поработавший человек. Во мне что-то изменилось. Я внушаю окружающим уважение, силу, а может и страх. И это новое во мне отражается во взглядах моих бойцов. Что-то похожее мелькнуло и в перекошенном от удара лице чурки, когда он падал на асфальт…
Ира стоит на бетонной плите как на возвышении — тонкая, изящная, готовая взлететь по-птичьему в синь неба! Интересно, кого это она высматривает. Во мне шевелится ревность.
Этим кем-то оказываюсь я, потому что, завидев меня среди толпы, рвущейся к вратам знаний, то есть бредущей в школу, она спрыгивает со своего пьедестала и подбегает ко мне, легкая, почти воздушная, как птица:
— Артем, я знаю, твоя мама лежала в больнице, поэтому ты всю неделю не появлялся в школе.
— А откуда ты узнала?
— Трубку дома никто не брал, мобильный был выключен, я спросила у вашей старосты, — она тараторит, не переводя дыханья. — Марина мне все и рассказала.
— А она-то откуда знает? — я в недоумении, мне кажется, что в школе никто не должен знать.
— А у нее должность такая: все обо всех знать, — и мы весело смеемся, потому что с этой своей работой Марина, наша староста, действительно справляется блестяще.
— Спасибо, малышка! Все это уже в прошлом. Я ее вчера домой привез… — И тут же делаю предложение, неожиданное и для себя: — А хочешь с ней познакомиться?
— А ты ей обо мне рассказывал? — Ира изучает носочки своих блестящих сапог так внимательно, как будто видит их впервые.
— Да, еще когда мы только начали встречаться, — и я тороплюсь успокоиться: — Ты ей обязательно понравишься и она тебе тоже, я знаю. Давай после школы?
— После школы не получится, мне надо зайти домой, привести себя в порядок, — Ира наморщила лобик. — А если я надену джинсы и белую кофту, в которой была 14 февраля, ей понравится?
Убей меня бог на этом месте, если я помню, в какой кофте она была 14 февраля. Такое, пожалуй, она мне не простит, надо увильнуть от ответа:
— Ты ей понравишься в любом наряде. Уверен.
Вот он, ответ достойный мужчины — Ира даже зарделась от удовольствия.
Как и договорено, мы встречаемся ровно в четыре у нее во дворе, Ира — с круглой коробкой в руках.
— Подарочек значит?
— Я небольшой тортик испекла, она же болеет, а к больному человеку с пустыми руками не ходят, меня этому мама научила.
Пожалуй, это мне теперь тоже было известно. Только у Иры получилось это по-домашнему, даже красиво, а я отделывался соками, которые покупал в универсаме недалеко от маминой больницы.
Забрав у нее «тортик», весивший не меньше ее самой, мы направляемся ко мне. Но прежде я нежно коснулся губами ее розовой щечки. Мама, как я и предполагал, встречает нас своей искренней улыбкой:
— Привет, ребята, — и она распахивает дверь, — милости просим, гости дорогие.
— Здравствуйте, Надежда Артемовна, — Ира, глубоко вздохнув, переступает порог нашего дома.
— А тебя зовут Ира, я угадала?
Ира отважно кивает головой, соглашаясь. Она все еще цепляется за рукав куртки обеими руками, и я не могу вручить маме торт. Мама, точно оценив обстановку:
— Давайте-ка, торт, который, предназначен мне, заберу на кухню, чай поставлю, а вы пока разувайтесь, раздевайтесь и садитесь за стол.
— А она у тебя классная, — первое, что произносит Ира, когда я провожаю ее домой. Время за чаепитием пролетело быстро и звонки на мобильный напомнили ей, что пора домой. Давно я не видел маму такой расслабленной, да и Ира, хоть и выглядела первоначально несколько смущенной, потом обрела привычную естественность. А уж мне как хорошо было: две главные женщины в моей жизни понравились друг другу. Мы шутили, пили чай, ели торт и мама сказала, что в Ире редкое сочетание ума, красоты и эрудиции, а потом подумав добавила: «А то, что она так вкусно печет, делает ее совершенством». А Ира тут же гордо расправила плечи и пихнула меня локтем под бок, что заставило даже маму расхохотаться, чего ей делать было противопоказано, как выражался «Пилюлькин», ее доктор…
Ночь была светла, а весеннее небо над нашими головами — чисто, что редко случается в это время года в Москве.
Глава 8
АПРЕЛЬ
Утро разгоняется весело с сюрприза: бодренького бабушкиного голоса. Хоть мычи в подушку — сейчас разложит на кухне свои деревянные сувениры и примется ворчать по поводу и без оного. Приходится вставать, оттого, что зароешься в постель, бабушка обратно в деревню не уедет. Следующий сюрприз выдает зеркало: а волосы-то уже отросли, почти шевелюра, пора в парикмахерскую, пока в клубе не ребята начали прикалываться.
Теперь хорошо бы на цыпочках прошмыгнуть в ванную, чтобы избежать сюсюканья бабушки о том, как повзрослела ее кровиночка. Кровиночка — это я — косая сажень в плечах. Обычно бабушка приезжает в город на пару недель, через день ей становится скучно, дома никого — во дворе нет лавочек, не с кем
