этим дело каждый день. Ушиб или вывих она бы вылечила, но ей никогда не приходилось заниматься полной регенерацией. Так что извини.
— Ничего страшного. Спросила на всякий случай, — ответила я, пытаясь подавить разочарование. — А откуда взялась нелюбовь Купера к «Двенадцати дням Рождества»?
— Я и сам не люблю эту песню, — покачал головой Колдун. — Меня от нее тошнит, сам не знаю почему. Но уверен, это как-то связано со случившимся с нами. Десять лет назад я решил пройти глубокое спиритуальное обследование; я не получил и половины ответов, но узнал, что у меня не хватает части души.
— Как ты можешь потерять часть души? — не поняла я.
— Травма. Черная магия. Скорее всего, и то и другое. Это небольшая часть, иначе я мало походил бы на человеческое существо. Но потеря навсегда лишила меня способности пользоваться белой магией, потому что духи видят во мне демона.
— А ты знаешь, где находится остаток твоей души?
— Если верить недавним снам, я практически уверен, что он в аду. Думаю, и часть души Купера там же. Вернее, он там весь, целиком. Мне кажется, что он попал бы туда все равно, при жизни или после смерти. Если тебя затронет что-то, что превратилось потом в ад, легко ты не отделаешься. Думаю, и я у них на заметке, они только и ждут, пока я ошибусь в серьезном заклинании или умру. И если я пойду его спасать, я застряну там вместе с ним.
Я вспомнила о Вутгангере и задумалась, частью чьей души мог оказаться он.
— Тот демон, с которым я сражалась в городе…
— Не мой, — ответил Колдун. — В этом я абсолютно уверен.
Он помолчал некоторое время.
— Джесси, я люблю брата, честно. Но я не могу пойти за ним. Не могу. Я бы отдал свою Жизнь, чтобы помочь ему, но тут я бессилен. И есть вещи хуже смерти, даже если они неизбежны. Прости. Я не могу.
— Тебе и не надо идти за ним, — ответила я. — Я сама пойду. И я верну его домой, так или иначе.
— Джесси, мы говорим об аде! В нашей вселенной много адских обителей — любой, кто умирает с грузом вины или ненависти, способен создать свою собственную, — но у них у всех есть одна общая черта: они гораздо страшнее, чем большинство людей может себе представить. Если ты пойдешь искать Купера и тебя не убьют сразу же… даже если ты выберешься оттуда живой, ты изменишься. Купер изменится. Ваша жизнь станет совсем другой. И поверь мне, лучше этого не делать, — закончил он, но в голосе Колдуна звучала неуверенность.
— Я не могу его там бросить, — сказала я. — Я не смогу дальше жить, если буду знать, что могла что-то сделать, но испугалась. Я могла помочь тете Вики, но я подвела ее. И я не могу подвести Купера. Я должна его спасти. Ты поможешь найти мне проход туда, где он находится?
— Да. Я отвезу тебя на ту поляну. Открыть там портал совсем несложно.
— Ты уже открывал порталы? — спросила я.
— Нет, но в том месте преграда между адом и нашим миром очень тонка.
Колдун задрожал и запахнул халат. Он выглядел еще более больным, и я наконец-то сложила два и два.
— Ты духовно связан с Купером, верно? Если он умрет, ты тоже умрешь.
Колдун еще больше побледнел, но сумел выдавить улыбку.
— И это на самом деле хорошая новость. Я все еще жив и здоров, а значит, и Купер еще держится. Впрочем, его смерть не обязательно должна убить меня. Я могу принять кое-какие меры.
Он потрогал амулет на шее.
У меня пересохло во рту, когда я вспомнила, как мать спасла меня от рака. Колдун, несмотря на любовь к дракам, темным делишкам и ненасытный аппетит к сексу, всегда утверждал, что не прибегает к необоснованной жестокости. Он даже не заводил фамильяра, потому что считал, что нехорошо пользоваться несчастьем тех, кого принудили служить волшебникам.
— Какие меры? — спросила я. — Некромансия? И это после того, как ты собирался не причинять вред другим людям?
— Ну-ка, перестань читать мне мораль, Джесси, — мягко, но с угрозой сказал Колдун. — Ты тоже ешь мясо, значит, готова принять смерть других созданий, чтобы поддерживать собственную жизнь.
— Но не смерть людей, — настаивала я. — И я прекрасно знаю, что только человеческая жертва может остановить твою смерть, если умрет Купер.
Колдун замялся.
— Поднимись со мной в нашу квартиру. Тебе надо кое-что увидеть. Вам обоим, — добавил он, переводя взгляд на Пала.
Хорек забрался мне на плечо, и я последовала за Колдуном через кухню, затем по деревянной лестнице на второй этаж. После подъема Колдун дышал с трудом. Я чувствовала заклинания на перилах: незваных гостей накроет тошнота и головокружение, прежде чем они поднимутся даже до половины лестницы. Наверняка вход в квартиру охраняют менее заметные, но гораздо более опасные заклятия.
Он открыл дверь и пропустил меня внутрь. Спертый воздух пах табаком, благовониями и грязными коробками. Стены украшали наброски и картины, в основном на них изображались обнаженные мужчины и женщины — многочисленные любовники и любовницы Колдуна. Он неплохо рисовал и, хотя некоторым картинам не хватало перспективы, прекрасно схватывал выражение лица. Деревянный пол устилали кипы книг, комья пыли и кошачьей шерсти. С черного кожаного дивана рядом с огромным телевизором на меня раздраженно уставился серый персидский кот.
— Это в дальних комнатах, — сказал Колдун и жестом поманил меня в широкий, с выгнутым потолком коридор, слишком длинный, чтобы поместиться в здании. — Ты голодна? Опал сделала рыбный салат.
— Нет, спасибо. А где Опал?
— Она в гараже. Сфера анафемы обострила ее клаустрофобию, и она копается в нашем «лендровере». Она пытается заколдовать его, чтобы машина могла проехать сквозь сферу и при этом не спалить проводку и не взорваться. Я рад, что она нашла себе занятие, но не думаю, что это нам сильно поможет, — у нас нет ничего, что бы не позволило сфере спалить нас. Но теперь ты здесь, ты принесла подарки, так что, может, ее труды не пропадут зря.
— Если она еще не закончила, мы можем уменьшить «ровер», засунуть в карман и уйти, — предложила я.
«Когда у тебя появляется молоток, все кажется гвоздями?» — беззвучно спросил Пал.
«Цыц! У меня отличный молоток». Колдун посмотрел на меня, приподняв брови.
— Ведь ты не думаешь, что сфера — это единственная преграда между нами и окружающим миром?
— Нет… не думаю, — смущенно согласилась я.
— Тогда мне было бы спокойнее, если бы Опал закончила возиться с «ровером» прежде, чем мы вырвемся отсюда и отвезем тебя на верную смерть.
— Спасибо, Колдун, ты просто растопил мне сердце — ты не подумывал о том, чтобы продать бар и начать карьеру психиатра?
— Я предлагал Опал, но она почему-то решила, что у меня ничего не получится.
— И все же. Мои снадобья потеряют силу завтра на рассвете — она успеет переделать машину к тому времени?
Колдун рассеянно кивнул:
— Она занимается ею уже тридцать часов подряд. Когда я в последний раз заходил в гараж, она накричала, чтобы я не заглядывал через плечо. Когда дама в таком настроении, лучше оставить ее в покое.
«Тебе еще надо позаботиться о твоей анафеме», — напомнил Пал.
— Черт, точно, моя анафема. Мне нужно найти кровь в Вортингтоне и сделать очередное заклинание до четырех вечера.
— У тебя хватит снадобья, чтобы выбраться отсюда, вернуться, а потом дать его всем нам? — спросил Колдун.
