Давиду хотелось скорее убежать от ее взгляда. Он боялся, что

не выдержит, если будет рядом с ней. Он все еще чувствовал себя очень слабым после вчерашней попойки и обморока. Корона из синих зубчиков огня нежно лизала дно кофейника. Давид поднял крышку. Кофе закипел. Он взял ситечко и налил две чашки.

— У меня нет сахара,— виновато сказал он.

— Мне все равно, спасибо.

Давид видел, как она дрожащей рукой поднесла чашку ко рту. «А мне нет...» Он побоялся пролить свой кофе и поставил его на стол.

Нежный запах духов мало-помалу наполнил всю комнату: как будто вокруг раскидали букеты магнолий. Обычно, приходя, Глория все осматривала с любопытством, задавала множество вопросов, смеялась. Теперь она стояла, напряженно вытянувшись у стола, не решаясь первой нарушить молчание.

— Я слышала, вчера с тобой было плохо, и пришла узнать, как ты себя чувствуешь...

Она замолчала и уставилась на свои руки, освещенные лампой.

— Я долго думала, прежде чем пойти к тебе; поверь, мне стоило большого труда это сделать.— Она посмотрела на часы.— У меня считанные минуты, но я не хочу уйти, не поговорив с тобой.— Глория хотела сказать, что на улице ее ждет Хайме, но промолчала.—Между нами возникло недоразумение, и я хотела бы внести ясность.

И еще прежде, чем Глория что-либо произнесла, Давид почувствовал, как на него снизошло спокойствие. Ему показалось, что все было просто и ясно и что этого прихода Глории он ждал уже много лет. Улыбкой он подбодрил девушку.

— Первый раз я пришла без всякой цели. Меня попросил Луис, и я не спрашивала у него никаких объяснений. Этим летом ты мне понравился, но у меня не было никаких серьезных намерений. Кроме того, я не знала, что ты влюблен в меня. Поверь, я ни за что бы этого не сделала. У меня и в мыслях не было заставить тебя страдать, причинить тебе зло. Я просто хотела оказать услугу брату, и, так как мы с тобой были друзьями...

Давид ласково наклонил голову.

— Да ты не волнуйся,—сказал он.—Все это неважно.

Глория с удивлением посмотрела на него: Давид говорил спокойно и бесстрастно. Голос его звучал ровно, и впервые, с тех пор как она знала Давида, совсем не^ дрожал.

— Я не подозревала ни о делах, которые вы замышляли, ни о том, что Луис сказал тебе, будто я хотела вовлечь тебя в шайку. Я никогда этого не хотела. Я...

Давид снова перебил ее:

— Я знаю. Я это знал еще тогда, когда Луис говорил со мной об этом и когда ты пришла ко мне. •

— Еще тогда?

Губы ее задрожали, и Давид пробормотал, словно пристыженный:

— Иногда так приятно чувствовать себя обманутым.

Легкая тень улыбки мелькнула на его бледных губах.

— Это все равно, поверь. Я снова поступил бы так же, даже если б знал, что ты шутишь,— и он поднес руку к груди, словно выражая этим жестом все, что не мог высказать словами.

Ни на миг не спуская взгляда с Глории и сохраняя величайшее спокойствие, Давид стал прихлебывать из своей чашки.

— Кроме того, я принял это решение вовсе не из-за тебя. По крайней мере, я так стараюсь думать. А что касается Луиса... ты должна поблагодарить его от моего, имени, если он действительно подвинул тебя на это. Со мной творилось неладное, когда ты пришла. Я очень нуждался в тебе.

Давид говорил так просто и искренне, что сам удивлялся четкости, с какой выражал свои мысли. Было слышно, как тикали часы. С минуты на минуту могли закрыть подъезд; Глории надо было уходить.

— Поверь, тебе не в чем извиняться. С детства мама приучила меня быть благодарным за доставленную радость независимо от повода.

Давид понимал, что время неумолимо, что скоро кончится этот сладостный миг и исчезнет это чувство необыкновенной свободы. Пройдет еще несколько минут, и они должны будут расстаться. Давиду вдруг страстно захотелось скрасить эти минуты.

— Да ты не огорчайся. Стоит ли сейчас плакать из-за этого? Не надо! Не надо! Все это не имеет никакого значения.

С полными слез глазами Глория казалась Давиду униженной, маленькой. Ему припомнились слова Танжерца: «Мы любим только то, что причиняет нам боль». Схватив платок, Давид принялся вытирать ей слезы.

— Вот и получается, что ты тоже слабовольная...

Он произнес это без тени иронии, но на девушку его слова подействовали, как пощечина.

— Ты... Ты...— выдохнула она.

Страшась отпустить Глорию в таком состоянии, Давид изо всех сил старался ее успокоить.

— Ну, посмотри, любой заметит, что ты плакала. Как маленькая. Я же говорю тебе, что все это не имеет никакого значения.

Давид взял девушку за подбородок и в упор посмотрел на нее.

— Ну вот так, расстанемся добрыми друзьями... Уже поздно... Давай я лучше провожу тебя домой. И поверь, тебе нечего меня жалеть, это было бы просто глупо.

— Я...— пробормотала она.

Давид отвел глаза в сторону.

— Да, Глория. Я уже давно мечтал о такой минуте. Для меня не секрет, что вы все обо мне думаете, и, хотя вы это скрываете, я очень страдаю. Знаешь, вчера я упал в обморок, и думаю, что только от страха. От страха, что я могу не справиться. Мне даже сны такие снятся. Агустину угрожает большая опасность, и я заслоняю его от пули своей грудью. Я даю ранить себя, убить, черт знает что еще... И не чувствую никакой боли. На меня точно нисходит какое-то блаженное спокойствие.

Глории вдруг припомнились слова брата: «Давид из тех, кто в драке позволяет убить себя». Глория хотела что-то сказать и не смогла. Она только подошла к Давиду и прикоснулась губами к его губам. А потом бросилась вниз по лестнице. Давид остался в опустевшей комнате один, смущенный, сбитый с толку.

Сеньор Гуарнер завтракал в своей парадной столовой, углубившись в газету, когда ему доложили, что его ожидает какой-то молодой человек.

Накануне секретарь оставил ему точный список посетителей: субсекретарь из министерства, президент майоркинского клуба, журналист Херардо Сегура.

Сеньор Гуарнер отложил в сторону речь министра, произнесенную перед членами сельскохозяйственной комиссии, и направился к себе в кабинет, где обычно принимал посетителей.

Молодой журналист сидел у письменного стола, держа на коленях портфель из черной кожи.

— Сеньор Сегура?

Юноша привстал; на вид ему было лет двадцать с небольшим: золотистые волосы, широко открытые, наивно взирающие на мир ясные глаза смущенно моргали. Сеньор Гуарнер протянул юноше руку, которую тот нерешительно пожал.

— Рад познакомиться.

«Трусишка»,— подумал Гуарнер и, вспомнив, что его привычку в упор смотреть в глаза собеседнику могла еще больше смутить юношу, отвел взгляд в сторону. Депутат уселся в кресле и жестом пригласил посетителя последовать его примеру.

— У вас ко мне дело? Я вас слушаю.

Гуарнер сел не совсем удобно и поэтому чувствовал себя несколько натянуто. Он взглянул на руки посетителя: белые, тонкие и изящные, с длинными узкими пальцами, совсем не рабочие руки,

«Похоже, сын богатых родителей,— подумал Гуарнер,— может, даже из знатной семьи». Однако одет посетитель был весьма небрежно.

— Я корреспондент «Эль Алькасара»,—начал юноша. Неимоверным усилием он заставил себя заговорить, но тут же снова замолчал.

Вы читаете Ловкость рук
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату