Гуарнер улыбнулся. Робость юноши одновременно и удивляла и располагала в его пользу.
— Неплохое место для молодого человека ващего возраста. И давно вы его занимаете?
Юноша мешкал.
— Нет... несколько недель.
Он выглядел таким беззащитным, что хотелось помочь ему. Дрожащий голос его, однако, был приятен.
— Первое время, безусловно, весьма трудно. Пока не привыкнешь к своей профессии, всегда чувствуешь себя несколько неловко. Хотя и призвание есть. Потом все пойдет как по маслу. Я сам, помнится, когда начинал свою парламентскую деятельность, я имею в виду эпоху Каналехаса и Мауры, пережил такой период неустойчивости. А впоследствии даже не вспоминаешь об этих неприятных минутах.
Внезапно зазвонил телефон, и депутат с удивлением заметил, как юношу всего передернуло. Это становилось любопытно. Можно было подумать, что он чего-то боится. Депутат поговорил с полминуты и положил трубку.
— Я только что беседовал с одним вашим земляком, севиль- цем, лучшим моим другом. Это Рамирес, секретарь из Академии. Хотя не уверен, знаете ли вы его... Он уже лет пятнадцать, как не живет в Севилье.
Акцент юноши не был андалузским, и он поспешил сказать:
— Я не из Севильи. Наша семья из Барселоны.
Гуарнер улыбнулся так, словно это известие страшно его обрадовало.
— Вы каталонец? Там родились мои дед и бабка. Я сам почти наполовину каталонец. Посудите сами, моя вторая фамилия Фонт, чисто каталонская.
Он придвинул свое кресло к креслу юноши, стараясь придать своим словам больше сердечности. Колени их почти касались.
— Мне довелось посетить ваш родной город недели три назад по случаю конгресса Кооперации. У меня там очень добрые друзья, и они меня так просили... Город необыкновенно красив. Просто удивительно, как он год от года растет и хорошеет.
— Да, я кое-что читал в газетах об этом конгрессе.
— Вполне возможно. Пресса придавала большое значение некоторым выступлениям. Может быть, вы помните мою речь.
Юноша отрицательно покачал головой. Гуарнеру показалось, что молодой человек нервничает, и он предложил ему сигару
— Нет, спасибо.
Депутат закурил и продолжал:
— В этой речи я привел несколько цитат из Марагалля, привел по-каталонски, полагая, что это доставит удовольствие слушателям. Но, кажется, у меня не очень хорошее произношение, сидевшие в задних рядах ничего не поняли.— Он изобразил на лице легкую улыбку.— Необычайно жалко, когда недостает времени выучить то, что так хотелось бы знать.
Юноша ничего не ответил. Он сидел, вытянувшись в кресле, не снимая с колен портфеля. Время от времени он подносил правую руку к карману пиджака, но тут же судорожно отдергивал ее. Отчаявшись услышать что-нибудь в ответ, Гуарнер возвратился к первоначальной теме.
— Итак, полагаю, вы пришли по поводу проекта школьного образования. Вчера, уже поздно вечером, ко мне наведывались журналисты Сеги и Хавиер Баланьос. Вы с ними знакомы?
Нет, юноша не знал их. Глаза его глядели враждебно.
— Они просили меня осветить ряд вопросов в этом проекте. Если вы желаете, я могу передать вам копию. Это позволит нам обоим избежать недоразумений.
Голос юноши прозвучал хрипло и глухо:
— Как вам будет угодно.
Гуарнер повернулся к нему спиной и принялся искать копию на столе в груде беспорядочно сваленных бумаг. «Какие у него глаза». Внезапно у депутата вспыхнуло подозрение, но он не хотел поверить в него. Это было чудовищно.
— Помню, положил где-то здесь, но в этой куче будет трудно ее отыскать.
Юноша ничего не ответил. Депутат часто дышал, он почти задыхался и едва сдерживал себя, чтобы не оглянуться. Ему все ясе удалось это.
— Наконец-то, кажется, это она...
Гуарнер обернулся. Юноша встал и смотрел на него исподлобья. Его синие глаза моргали, точно их ранил слишком яркий свет, а его правая рука что-то сядшала в кармане. Гуарнер невольно отпрянул.
— Что с вами?
Ответа не последовало. Юноша смотрел на него так пристально, что депутат невольно отвернулся. Объятый состраданием, Гуарнер бросился к нему.
— Вам плохо?
Депутат схватил юношу за руку, которая не была в кармане, и попытался отвести его к дивану.
Но тот словно одеревенел, тело его напряглось, руку, казалось, свело. Гуйрнеру не удалось стронуть его с места. Напряженный, неподвижный, он походил на гипсовую статую.
Схватив юношу за лацканы пиджака, Гуарнер с силой встряхнул его и тут же почувствовал на своем лице его горячее дыхание. И вдруг взгляд депутата упал на засунутую в карман руку юноши, сжимавшую какой-то темный предмет. Сердце Гуарнера тоскливо екнуло.
— Сын мой,—пробормотал он.
Тело обмякло. Точно исполняя запоздалый приказ, сократились мускулы век, задвигались, захлопали ресницы. Лицо вытя^ нулось, покрывшись множеством морщинок. Гуарнеру на миг даже показалось, будто он сжимает в руках старика.
Юноша покорно позволил усадить себя. Яркий свет снова падал ему на лицо, и кожа, казалось, впитывала его, точно губка.
— Ну, ну, отдохните, ничего не случилось.
Так же послушно он принял стакан воды от Гуарнера и машинально выпил его мелкими глотками.
— Вам уже лучше? Хотите, я вам что-нибудь принесу?
Сам не сознавая почему, Гуарнер чувствовал себя бессильным перед этим юношей и словно виноватым за то, что еще оставался в живых. Как странно! Страха он не испытывал и был необыкновенно спокоен.
Юноша его не слушал. Как видно, мысли его были очень далеко. Он позволил взять себя за руки и вытереть платком слюну, которая стекала у него изо рта.
— Ну, ну, сын мой, успокойтесь.
Юноша, казалось, прислушался к словам Гуарнера. Глаза его встретились с глазами депутата и вспыхнули паническим ужасом. Он сделал попытку встать, но у него подогнулись колени. Он был еще очень слаб.
— Вы... Вы...— забормотал од.
Рукоятка револьвера торчала из кармана его пиджака. Заметив это, юноша рванулся спрятать ее, но тут же прочел во взгляде Гуарнера, что тот уже давно обо всем догадался.
Ощутив ласково опустившуюся ему на плечо руку, он грубо сбросил ее..
— Оставьте меня.
На этот раз ему удалось встать на ноги. Космы волос падали ему на лоб, глаза сверкали, как стеклышки на солнце. Он плакал. Гуарнер кинулся к нему, еще никогда он так не презирал свою жалкую жизнь.
— Сын мой...
Его остановило искаженное бешенством лицо.
— Замолчите! Вы не имеете права называть меня так.
Рука юноши судорожно и, казалось, невольно потянулась
к оружию. Гуарнер не тронулся с места.
