Дыхание уже перехватывало от смутной догадки. Но разум пока отказывался принимать ТАКУЮ догадку.
Князь молча взял из рук Тимофея граненое яйцо-саркофаг. Снял со стены факел. Приказал:
— Ступай за мной.
Они отошли недалеко — к темной нише, едва-едва освещенной факельным светом. К той самой, в которой стоял Угрим, когда Тимофей и Бельгутай ввалились в подземелье с Темной Тропы.
Приблизившись, Тимофей с удивлением обнаружил, что ниша располагалась не на утоптанном земляном полу, а на вросшей в землю каменной плите, размером с большой осадный щит. Потрескавшаяся, искрошенная по краям, массивная плита выглядела тем не менее несокрушимой.
Вот на нее-то, на эту самую плиту, и положил Угрим Черную Кость в прозрачном коконе. Вернее… поставил. А если уж быть совсем точным, то саркофаг с Кощеевой десницей, положенный на бок, вдруг… сам…
Тимофей даже охнул от изумления и неожиданности. Никогда прежде ему не доводилось видеть предметов яйцевидной формы, свободно стоящих на остром конце. Лишь секунду спустя он сообразил, чему следует поражаться в первую очередь. В наипервейшую. Ведь если яйцо-кристалл указывает вниз…
— Там?! — Расширенными глазами Тимофей смотрел под ноги князя-волхва.
— Здесь! — торжествующе произнес Угрим. Князь притопнул по плите. — Тулово Кощея укрыто здесь. Это подземелье и весь Острожец выстроены над его бывшими чертогами. Под нами находится тронный зал Кощея. С тем самым троном, о котором я тебе рассказывал. Хочешь взглянуть?
Тимофей чуть шевельнул головой, обозначив слабый кивок.
Князь провел ладонью над плитой. Губы Угрима долго шептали заклинание. Затем князь-волхв отвел длань в сторону.
Незримая сила своротила неподъемную глыбу. Плита вместе со стоймя стоящим на ней кристаллом чуть сдвинулась с места. Ушла куда-то в стену, открыв под собой полосу непроглядного мрака. Ровно настолько открыв, сколько требовалось, чтобы протиснуться вниз человеку.
Угрим с бездымным факелом в руке первым ступил в темноту. Оглянувшись, бросил через плечо:
— Ну? И чего ждешь?
Княжеское понукание вывело Тимофея из ступора. Он шагнул вслед за Угримом.
Вниз вели узкие ступени — истертые, растрескавшиеся, кое-где осыпавшиеся. Лестница уходила чуть в сторону от подземного зала — немного правее входной ниши и нависавшего над головой толстого — в пару локтей — края плиты.
Ступеней оказалось неожиданно много. А когда они наконец закончились и Тимофей ощутил под ногой неровную поверхность пола, покрытого толстым пыльным ковром, яркий свет факела уже не мог разогнать царивший вокруг мрак.
Это было просторное, очень просторное помещение. Тимофей различал лишь часть ближайшей стены. Присмотревшись внимательнее, он понял: стена не выложена из камня. Это была не кладка, а сплошная монолитная порода. Весь необъятный зал попросту вырубили в скале!
Затем в факельных отблесках Тимофей разглядел узкое окошко-бойницу, намертво забитое утрамбованным каменным крошевом и плотной глиной. Значит, когда-то тронный зал высился над земной поверхностью. Быть может, даже находился в крепостной башне. Интересно, сколько времени должно миновать, чтобы такое сооружение целиком утонуло в земле?
Угрим отступил в сторону и поднял факел повыше. Теперь свет пал на дверь, являвшуюся, по всей видимости, входом в зал. Собственно, самой двери как таковой не было уже и в помине — она давным-давно сгнила. Остался только широкий дверной проем, тоже наглухо заваленный снаружи глиной и камнями.
— Уцелел только тронный зал, — зачем-то объяснил Угрим. — Все остальное порушено и засыпано.
— Уцелел или раскопан только он? — осмелился уточнить Тимофей.
— Раскопан, — усмехнулся князь, — потому что уцелел. А почему уцелел, знаешь?
Тимофей мотнул головой.
— Тронный зал буквально пропитан силой Черной Кости. И сам зал, и подземелье, из которого мы спустились. Когда-то оно являлось верхней надстройкой Кощеевой цитадели. Теперь это потаенные нижние ходы Острожца, о которых неизвестно никому, кроме меня. Ну и тебе вот тоже, — добавил Угрим.
И чуть погодя продолжил:
— У этих древних стен есть одно чрезвычайно полезное свойство. Они удерживают в себе навью силу, не выпуская ее вовне, если это не нужно. Здесь, в этом зале и в подземелье над ним, я могу не опасаться, что магия Кости будет замечена другими посвященными. До тех пор, разумеется, пока результат магического действа не распространится за пределы Кощеевых чертогов.
— А где же сама Кость Кощея, княже? — Тимофей тщетно пытался хоть что-нибудь разглядеть за границей светового круга, очерченного факелом в руке Угрима. — Где его тулово?
— Там. — Угрим шагнул к центру зала.
Свет бездымного факела оттеснил тьму, и в тот же миг словно ответное пламя вспыхнуло во мраке. Разноцветное, переливчатое, холодное. Массивное сооружение, сложенное из неподвластных времени граненых адамантов, отражало факельный огонь так, что резало глаза. Вековая пыль, казалось, вовсе не липла к драгоценным каменьям — как на подбор крупным и необычайно чистым.
Такая груда ТАКИХ самоцветов, наверное, не снилась ни татарскому хану, ни латинянскому императору. Такая груда сама по себе — невиданное и неслыханное сокровище. Однако то, что крылось в ней…
В огромной — более чем в два человеческих роста — сияющей конструкции Тимофей распознал покосившийся адамантовый трон. Он не был внесен и поставлен в зал. Он словно вырос прямо здесь, поднявшись из-под земли. У трона отсутствовали передние ножки, оба подлокотника и изголовье, вырванное из широкой спинки. Зато в самом его центре бугрился яйцевидный предмет, намертво вплавившийся в гладкую, выложенную алмазами поверхность. Знакомый предмет, под прозрачной коркой которого темнело…
Угрим поднес факел ближе.
Костлявое тулово навьей твари оказалось столь же усохшим, как и ее десница. Кощей был гол, словно дикий зверь. Взгляду открывался каждый сустав скелетообразного тела. Сквозь впавший, буквально прилипший к спине живот отчетливо проступал позвоночник. Из-под сухой потемневшей кожи выпирали истонченные ключицы и ребра. Ничем не прикрытый, да и не нуждающийся уже в этом, практически неразличимый срам провалился в тазовые кости. Нелепо и жутко смотрелись аккуратные срезы на плечах, бедрах и шее — там, где прежде были конечности и голова.
— Когда Кощея обезглавили и четвертовали, один из шестерых занял его цитадель и владел Черной Костью здесь, — пояснил Угрим.
Тимофей мысленно прикинул размер и вес самоцветного трона, сросшегося с Кощеевыми останками. Понятно, почему здесь… Не очень-то и потаскаешь за собой такой магический артефакт.
— Ну что, налюбовался? — спросил Угрим.
— Да уж, княже…
Они поднялись из тронного зала. Князь задвинул вход плитой. Угрим так и оставил яйцо с Кощеевой десницей на каменном люке. Из ниши князь вышел вслед за Тимофеем, вновь пробормотал неведомое колдовское слово и повел рукой по воздуху.
Ниши не стало. С сухим треском и слабым шорохом осыпающихся земляных ручейков сверху опустился каменный полог. Сплошная кладка, которой не было прежде, заслонила и Черную Кость, и вход в Кощеевы чертоги. Надежно заслонила… Что-то подсказывало Тимофею: такую стену не взять ни зубилом, ни огнем, ни водой, ни тараном. Сильным колдовством только.
— Ну что, пора выбираться наверх? — рассеянно сказал Угрим, задумавшийся о чем-то своем. — Что хотел, ты узнал. И даже более того. Здесь нам делать нечего. Вот разве что прибраться немного…
Угрим бросил взгляд на Тимофеева гнедка. Двинул ладонью, шевельнул губами. Неподвижная конская туша с переломанными ногами и свернутой шеей начала погружаться в пол. Мертвый конь под седлом и в полной сбруе уходил в плотную, как камень, землю, словно в зыбучий песок.
