— А ты полагаешь, что долго продержишься в месте, которому я хозяин?
Они разговаривали друг с другом спокойно, уверенно, насмешливо. Только все было неискренним, напускным: и спокойствие, и уверенность, и даже насмешка. Об этом свидетельствовали напряженные позы и глаза, цепко следящие за глазами противника. Даже не будучи чародеем, Тимофей почти физически ощущал колдовские флюиды, заполнявшие залу. Воздух подземелья, казалось, вибрировал от магических токов, а волхв и ворожея беседовали, как ни в чем не бывало.
Тимофей знал такую хитрость. В обычных, не чародейских, поединках она применялась тоже. Слова говорились не столько для того, чтобы убедить или запугать. Слова нужны были, чтобы отвлечь врага перед решающим ударом. Или чтобы разъярить его, заставить утратить бдительность, вынудить к непродуманной атаке.
А время шло. Тимофей почувствовал, что тело уже подвластно ему полностью. Противная дрожь в руках прекратилась, пальцы вновь были способны крепко ухватить рукоять меча, а ноги — твердо стоять и быстро двигаться. Пора было подниматься. Вмешиваться было пора.
Он встал, стараясь не привлекать к себе внимания княгини. Вынул из ножен меч. На него не смотрели. Пока…
Но, похоже, его услышали.
Княгиня больше ждать не могла и потому нанесла удар первой.
Шаг вперед. Чуть подогнутые колени. Выставленные перед колыхнувшейся грудью руки. Выгнутые узкие ладони. Тонкие гибкие запястья, выставленные вовне. Толчок…
Воздушная волна брошена в князя.
И она оказалась отнюдь не безобидной. Незримый, пропитанный магией поток, коснувшись утоптанной земли, взрыхлил пол зала, словно многозубовая борона. Широкая борозда потянулась к Угриму, обозначая движение затвердевшего воздуха.
Князь встретил атаку гречанки тем же способом. Угрим тоже шагнул вперед, вытягивая руки, резко толкая воздух выставленными перед собой ладонями…
Вторая невидимая борона устремилась навстречу первой. Две воздушные волны гулко ударили друг в друга. Между княгиней и князем красным, зеленым и синим полыхнула колдовская радуга. Столбом поднялась пыль. Сверху, с плит перекрытия, посыпалась земля. Маленькие трещинки, будто паутина, покрыли ближайшую стену.
Свечение, разделявшее Арину и Угрима, усиливалось. Трехцветная дуга свернулась в сияющее кольцо с небольшой щит размером. Именно оно, по всей видимости, являлось средоточием и центром противоборствующих магических сил. Кольцо то надвигалось на княгиню, заставляя ее пятиться, то отпихивало назад Угрима. Вероятно, от того, кто кого сумеет прижать к стене и впечатать в камень, зависела сейчас победа.
Ворожея и волхв не отступали, не уворачивались, а лишь тупо давили друг друга воздушным прессом, но при этом связывали и себя, и противника, лишали один другого свободы маневра.
Вытянув руки к рукам и вперив глаза в глаза, князь и княгиня, пошатываясь, поочередно наступали и отступали. Ненамного — на шаг. На полшага. На четверть шага. Лица обоих налились кровью. Видно было, как дрожат мелкой дрожью ладони и обнаженная грудь Арины, как трясутся от напряжения руки и пальцы Угрима.
Эти двое напоминали Тимофею быков, упершихся рогами друг в друга. И то, что в обычной жизни кряжистый князь-горбун был сильнее и тяжелее княгини, сейчас ничего не значило. Ровным счетом ничего. В этом поединке все решали не физическая сила и вес, а колдовское умение. Чародейским искусством Угрим и Арина, похоже, владели в равной мере. Быть может, никейская царевна, долго и усердно изучавшая древние книги, в чем-то даже превосходила ищерского волхва. Очень может быть, что Угрим недооценил ее с самого начала. Потому и не справляется князь в одиночку.
В одиночку — нет, но ведь их сейчас двое. И они не на рыцарском турнире. И зарубленный Ермолай — его, Тимофеевой, рукой зарубленный по воле Арины — еще стоит перед глазами.
Тимофей медленно приближался к Арине. Колдовские блики отражались на обнаженной стали. Княгиня метнула в его сторону быстрый злой взгляд. Чуть заметно двинула не ладонью даже — пальцем. Одинокая бороздка отделилась от перепаханного пола в середине залы и устремилась к Тимофею.
Наверняка в его сторону была направлена лишь малая толика чародейской силы княгини, но и это оказалось весьма ощутимым. Его словно сшибло тараном, отшвырнуло в сторону, бросило наземь, вырвало с корнем левый наплечник, разорвало кольчугу и вспороло толстый мягкий поддоспешник. Не будь на нем надежной брони и плотной стеганой куртки — переломало бы кости, смяло бы нутро, содрало бы кожу с мясом. А так — ничего. Так вроде обошлось…
Однако отлеживаться было некогда. Тимофей вскочил на ноги. Ага! Княгиня дорого поплатилась за неудачную попытку расправиться с ним. Угрим, воспользовавшись кратким мгновением, когда Арина отвлеклась на Тимофея, сумел оттеснить гречанку на пару саженей назад. Княгиня едва устояла, пригнувшись всем телом, словно противясь буре. Стройные голые ноги гречанки аж скользили по земляному полу.
Арине все-таки удалось остановить сияющее кольцо, неумолимо движущееся в ее сторону. А вот Тимофея — нет. Он снова приближался к княгине, обходя ее с другого бока.
— Арина, ты не способна сражаться против двух противников сразу, — послышался голос Угрима. — Продолжая поединок со мной, ты подставляешься под удар Тимофея. Занявшись им, ты окажешься беззащитной передо мной.
Князь стремился внести смятение в сердце супруги. А Тимофей мягким кошачьим шагом подходил к обнаженной гречанке. Жалко, ох жалко рубить столь прекрасное тело! Но на этот раз он будет рубить. Насмерть, сплеча. Как его заставили рубить Ермолая. Вот только подобраться бы поближе!
Арина словно почувствовала его мысли. Княгиня вновь шевельнула ладонью, но на этот раз Тимофей был начеку и успел вовремя отскочить с пути метнувшейся к нему борозды. Борозда вспорола пол слева от него, уткнулась в стену за спиной. Второй удар княгини, судя по всему, оказался сильнее первого: мощная древняя кладка вздрогнула, осыпалась крошкой битого камня. От такого не спас бы никакой доспех…
Впрочем, и расплата за содеянное была гораздо ощутимее.
Арина вскрикнула: отброшенная Угримом, она с трудом удержалась на ногах. Княгиня находилась сейчас возле висевшего в воздухе Бельгутая. Отступать было слишком опасно. До каменной стены, о которую князь-волхв намеревался размазать супругу, оставалась пара-тройка шагов, не больше. Дальше была смерть.
— Тимофей уже не в твоей воле, — продолжал Угрим, наседая. — Скоро он до тебя доберется. И уж поверь мне, хороший воин, действующий по своему усмотрению, лучше, чем горящая одежда, влекомая магией.
Взгляд князя скользнул по дотлевающим сорочке и плащу ворожеи. Арина попыталась воспользоваться этим, но не очень успешно. Ей удалось выиграть полшага — не больше.
— Нас двое, Арина, — процедил сквозь зубы Угрим. — Ты одна. И ты обречена.
Прекрасное лицо гречанки исказила кривая усмешка.
— Да, вас двое, князь, — через силу прохрипела Арина. — Но и я не одна. Здесь есть еще кое-кто, у кого, я думаю, будут к тебе свои счеты.
Она позволила Угриму вновь отбросить себя назад и припечатать к стене. Но взамен…
Нет, княгиня не ударила Тимофея в третий раз. Ее ворожба была обращена в другую сторону. Слабое мановение пальцев Арины и краткое колдовское слово освободили Бельгутая из полона времени.
С застывшей в воздухе человеческой фигуры брызнули синие искры, и татарский нойон завершил свой затянувшийся прыжок. Бельгутай рассек ножом пустоту. Мягко приземлился на пол. Разъяренно, с выкриком выдохнул. Глянул вокруг шалыми глазами.
На миг изумление промелькнуло на лице степняка. Но лишь на миг: ханский посол был хорошим воином, он быстро соображал и так же быстро действовал. И еще быстрее выбирал врага, которого следовало устранить в первую очередь. И союзника, который мог помочь одолеть врага.
В следующее мгновение Бельгутай атаковал.
Ищерского князя, конечно.
