предыдущего визита в Вилль-Платт, и разложили свои вещи. Я переоделся в непромокаемые сапоги и черную футболку. Пайк остался в той же одежде, но вытащил из своей сумки «питон» и засунул под футболку. Я положил «дэн-вессон» в кобуру, прихватил запасную обойму и накрыл все это хозяйство футболкой. Моя футболка гораздо хуже скрывала «дэн-вессон», чем фуфайка Пайка «питон». Прохожие вполне могли подумать, что у меня там калоприемник.
Мы купили в уличном киоске пару булочек с ломтиками мяса и сыра, зашли в маленький магазинчик, прихватили там ящик со льдом, диетическую колу и продуктов для сэндвичей, чтобы продержаться несколько дней. Пайк выбрал сыр и ореховое масло, а я консервированные курятину и ветчину. Увидев, что я покупаю ветчину, Пайк только головой покачал. Он был ярым противником консервированной ветчины еще до того, как стал вегетарианцем. Продавщица решила, что мы отправляемся на рыбалку, и мы не стали ее разубеждать. Она сказала, что краппи сейчас отлично клюет и что ее муж прошлой ночью поймал две дюжины на озере возле Шатеньер. Мы поблагодарили продавщицу и сказали, что обязательно туда съездим. Когда мы вышли, Пайк спросил:
— А что такое краппи?
— Думаю, что-то вроде американского лаврака.
Пайк фыркнул.
— Здесь даже панцирников едят, — заметил я.
Пайк понимающе на меня посмотрел.
Люси раздобыла для нас адрес Лероя Бенетта. А адрес «Дома у реки» мы получили в справочном бюро. Мы с Пайком решили, что днем поделим между собой Лероя и ферму лангустов, а ночью вдвоем понаблюдаем за «Домом у реки». Итак, сперва мы отправились к Лерою.
Лерой Бенетт жил на узкой улочке в западной части Вилль-Платта, в крошечном каркасном доме. Вокруг царила жуткая грязь, все заросло сорняками. Дома на улице были маленькими, но перед большинством из них были аккуратно подстриженные лужайки и подъездные дорожки. А у Лероя сорная трава разрослась до восьми дюймов, а может, и того больше. Посреди двора чернели две колеи, на одной темным пятном выделялось место, где стояла «полара» и натекло машинное масло. Конечно, рядом имелась подъездная дорожка, но зачем она нужна, если можно оставить машину прямо на траве? Я рассчитывал, что мы найдем машину Лероя, а вместе с ней и его самого, чтобы Пайк мог на них взглянуть, но нам не повезло. Конечно, машина могла быть спрятана за деревьями.
— Лерой живет здесь, — сказал я.
— Надо же так себя не уважать, — покачал головой Пайк.
Я остановился возле въезда на участок Лероя.
— У него золотистая «полара», сильно выгоревшая на солнце. — Я оглядел улицу. Машины были припаркованы по обеим сторонам. — Лучше всего поставить машину через квартал, под тем дубом.
Пайк посмотрел и одобрительно кивнул. Во дворе соседнего с Лероем дома какой-то старик полировал дверцу коричневого «шевроле шевелл» 1964 года. Его дом и лужайка были в безупречном состоянии, но сорняки со двора Лероя заползали на его территорию, точно длинные волосы — на воротник рубашки. Старик оторвался от своего занятия и внимательно на нас посмотрел, так что мы сочли за благо поскорее убраться.
Мы направились на ферму лангустов, принадлежащую Милту Россье, и я медленно проехал мимо ворот, дав возможность Пайку осмотреть ферму, а потом припарковал машину на узкой грунтовой дороге, примерно в четверти мили.
Мы прошли между деревьями по границе владений Милта и присели возле упавшей сосны. Отсюда открывался превосходный вид практически на все хозяйство — от прудов и зданий, где шла переработка, слева, и до дома Милта на небольшом возвышении, справа.
— Вся банда в сборе, — заметил я.
Так-так-так.
Лерой Бенетт разговаривал с грузной женщиной возле бараков, где перерабатывали рыбу, а Милт Россье ехал между прудами на маленьком карте, какими обычно пользуются на полях для гольфа. Рядом с ним сидел худощавый рабочий. «Полара» Лероя была припаркована у дома, а Рене Лаборд устроился на лужайке в белом шезлонге — то ли дремал, то ли изучал свою промежность. Увидев Рене, Пайк прищурился.
— Да, прямо-таки боевая группа.
— Угу.
Мы наблюдали, как люди входили в пруды, очевидно, разбрасывали корм, а также очищали дно от водорослей. Возле других прудов стояли грузовики с лебедками, которые вытаскивали сети, полные блестящих серых зубаток или темно-красных лангустов, ссыпали их в открытые кузова. Среди рабочих встречались чернокожие женщины, но большинство были низкорослыми, коренастыми латиноамериканцами. Двое жилистых белых парней постарше в широкополых соломенных шляпах переходили от одного пруда к другому, давая указания. Старшие менеджеры.
— Ну, все видел? — спросил я.
Пайк кивнул.
Мы вернулись к «тандерберду» и поехали по шоссе номер десять к «Дому у реки», расположенному чуть западнее Вилль-Платта, рядом с Редделлом. Это было небольшое белое строение, стоявшее в стороне от дороги, на поляне, расчищенной в лесу. Неподалеку находился брошенный магазинчик с заколоченными окнами, на стенах которого огромными буквами было написано «ЛЕД и ЧЕРВИ». Площадка перед входом была усеяна битыми ракушками, поросла травой и сорняками. Все это живо напомнило мне жилище Лероя Бенетта. Тошнотворно. На ржавом стальном шесте возле бара красовалась вывеска с надписью «ШЛИТС».[38] «Дом у реки» совсем не походил на гнездо преступности, но тут никогда нельзя сказать наверняка.
Мы съехали с дороги неподалеку от магазинчика, остановились и огляделись. Было около половины четвертого. Сбоку от дома стоял голубой «форд рейнджер», напротив — грузовик фирмы «Лоун стар». Если неподалеку и имелась река, с дороги ее было не видно. Парень в голубой форме «Лоун стар» выкатил из бара ручную тележку, вслед за ним появилась женщина с блокнотом. Роскошная копна рыжих — не без помощи «Клерола» — волос, красные ногти и красная губная помада. У нее были узкие плечи и широкие бедра, которые обтягивали трещащие по швам белые джинсы; если они и были ей как раз, то лет десять назад, не меньше. Женщина что-то сказала парню, перетаскивавшему груз из тележки в грузовик. Потом парень сел в грузовик и уехал, а она постояла, глядя ему вслед, а затем вернулась в бар.
— Похоже, это ее «форд», — заметил Пайк. — Кто пойдет проверять?
— Я.
Мы объехали дом, припарковались возле вывески «Шлитс», и я вошел внутрь. У дальнего конца прилавка стояли шесть ящиков «Лоун стар», а женщина хмуро смотрела на латиноамериканца, складывавшего их за прилавком. В зале было установлено восемь или девять маленьких квадратных столиков. У дальней стены, у двери с надписью «ТУАЛЕТ», пристроился музыкальный автомат. Задняя дверь была распахнута. Женщина посмотрела на меня и сказала:
— Извини, милый, мы закрыты.
— У меня здесь встреча с одним парнем. Когда вы открываетесь?
— Около пяти. Кого ищешь? — призывно улыбнулась она.
Ей было около сорока пяти, но выглядела она старше, от улыбки кожа у нее на лице натянулась. Латиноамериканец прекратил работу и уставился на нас, раскрыв рот.
— Да так, одного приятеля, — «Мистер Таинственность».
— Это секрет или как, милый? Я здесь все время. — Тут она заметила, что латиноамериканец глазеет на нас, и набросилась на него: — Проклятье, нечего стоять без дела! Кончай с ящиками! Шевелись!
Латиноамериканец с яростью атаковал ящики.
Похоже, он не понял ни слова из того, что сказала женщина, но уловил, что она явно недовольна. Королева «Клерола» с отвращением махнула на него рукой.
— От мексикашек никакого прока. Уж лучше иметь дело с ниггерами.
— Парень по имени Лерой Бенетт говорил, что я могу его здесь найти.
Она вновь заулыбалась и оперлась бедром о стойку бара. Вероятно, эта поза безотказно действовала
