На приступ! —Ворва́лись. На ковры! Под раззолоченный кров!Каждой лестницы каждый выступбрали, перешагивая через юнкеров.Как будто водою комнаты по́лня,текли, сливались над каждой потерей,и схватки вспыхивали жарче полдняза каждым диваном, у каждой портьеры.По этой анфиладе, приветствиями о́ранноймонархам, несущим короны- клады, —бархатными залами, раскатистыми коридорамигремели, бились сапоги и приклады.Какой-то смущенный сукин сын,а над ним путиловец — нежней папаши:«Ты, парнишка, выкладай ворованные часы —часы теперича наши!»Топот рос и тех тринадцать*сгреб, забил, зашиб, затыркал.Забились под галстук — за что им приняться? —Как будто топор навис над затылком.За двести шагов… за тридцать… 8195; за двадцать…Вбегает юнкер: «Драться глупо!»Тринадцать визгов: — Сдаваться! 8195; Сдаваться! —А в двери — бушлаты, шинели, тул упы…И в эту тишину раскатившийся всластьбас, окрепший над реями рея:«Которые тут временные? Слазь!