Словно из дальних краев,
держатся стен домов,
бредут пустыми садами,
ждут и не знают сами,
чего они ждут…
Чуть слышно незримые руки
собственной песни звуки
из жизни чужой зачерпнут.
Перевод Т. Сильман
XI
Ночь, как город над долом, растет,
где, по темным законам,
переулки путем неуклонным
подошли к площадям утомленным —
там, где тысяча башен встает.
Кто же в городе черном живет,
чьи там вздохи цветут и улыбки?
Там, в садах, не боясь тишины,
в тайные танцы сплетаются сны,
и кто-то им вторит на скрипке.
Перевод А. Биска
XII
Мне страшно прислушиваться к словам.
Так ясно люди говорят обо всем:
вот это собака, а это дом,
вот здесь конец, а начало там.
Страшна мне насмешек их злая игра,
они знают, что было, что может стать;
богатство — вот божья для них благодать,
а там все равно — что цветок, что гора.
Когда мне вещи поют — я так рад.
Но стоит их тронуть — они замолчат.
И я говорю вам: их голос тих.
Не трогайте их: вы убьете их.
Перевод Т. Сильман
XII
Слова людские меня страшат,
их ясность ставится в образец.
Вон то — собака, а это — сад,
вот здесь — начало, а там — конец.
Мне вчуже смысл их и злая игра.
Всё знают: о будущем и былом.
Не станет чудом для них гора,
и с Богом рядом их сад и дом.
Постойте, не троньте, я вас молю.
Я вещи поющие слушать люблю.
А тронете их — замолчат певцы,
и будут мне вещи — мертвецы.
Перевод С. Петрова
XIII
Ты не горюй, что давно отцвели
астры в саду, что листья с земли
тихо слетают в пруд.
Прекрасное вырастает в пыли,
и силы, что зрели в нем и росли,
ломают старый сосуд.
Оно из растений
в нас перейдет,
в тебя и меня;
чрезмерность лета его гнетет,
оно покидает налившийся плод —
прочь от пьянящих видений,
в сумерки нищего дня.
Перевод Т. Сильман
XIV
