Наверное, здесь прижился какой-нибудь горный
зверь
и в полной безопасности бродит или
стоит и смотрит. И огромная недосягаемая птица
кружит над вершиной всеотреченья. — Но
как беззащитен ты здесь — на самой вершине
сердца…
Перевод В. Летучего
XII
Ты, загодя
утраченная и неявленная возлюбленная,
и не знаю, какая музыка тебе мила.
И не пытаюсь больше, когда грядущее
бушует, узнать тебя. Все образы во мне —
пейзаж, познаваемый издали,
города, колокольни, мосты и не-
жданный поворот дорог,
и мужество тех стран,
где некогда прорастали боги:
вздымается во мне
как символ тебя, уходящей прочь.
Ах, ты — сады,
ах, на них я смотрел
с надеждой. Открыто окно
на даче, и ты почти подошла
задумчиво ко мне. Я отыскал улочки,
по которым ты только что прошла,
и у зеркал в бакалейных лавочках
кружилась от тебя голова и испуганно
подавали мое слишком внезапное изображенье.
И, кто знает, не та ли птица
прозвучала в нас вчера
одна на весь вечер?
Перевод С. Петрова
XIII. ЭЛЕГИЯ
О утраты вселенной, Марина, звездная россыпь!
Мы не умножим ее, куда мы ни кинься, к любому
в руки созвездью. А в общем-то, все сочтено.
Падая, тоже святого числа не уменьшить.
И исцеление нам есть в безнадежном прыжке.
Так неужели же все только смена того же,
сдвиг, никого не позвать и лишь где-то прибыток
родных?
Волны, Марина, мы море! Бездны, Марина,
мы небо.
Если земля — мы земля. С весною стократно
певучей,
с жавороночьей песней, в незримую вырвавшись
высь,
мы затянули, ликуя, а нас она превосходит,
гири наши внезапно пенье потянут в плач.
А если и так: плач? Он ликует восторженно долу.
Славить нужно богов даже подземных, Марина.
Так уж невинны боги, что ждут похвалы как ребята.
Милая, будем же им расточать хвалу за хвалой.
Нашего нет ничего. Кладем ненадолго ладони
лотосам гибким на шеи. Я видел это на Ниле.
Так, Марина, самозабвенно цари расточают
даянья.
Словно ангелы, двери спасаемых метя крестами,
мы прикасаемся к нежности тихо то к этой,
то к той.
Ах, но как далеки, как рассеяны мы, Марина,
даже по наидушевному поводу, только
сигнальщики мы.
Это тихое дело, когда этого кто-то из наших
больше не сносит и кинуться в битву решает,
мстя за себя, убивая. Есть в нем смертельная
власть,
видели все мы ее по манерам его и осанке
и по силе нежной, которая нас из живущих
переживающими делает. Небытие.
Знаешь, как часто слепое веленье несло нас?
Нас, через сени студеные пакирожденья.
Тело из глаз, что скрылось за сжатьями век.
И несло
сердце целого рода, упавшее в нас. К цели птиц
перелетных
тело несло изваяние нашей метаморфозы.
Те, кто любя, Марина, столько не смеют
ведать о гибели. Надо им заново быть.
Только их гроб постареет, опомнится, станет
темнее
он под рыданьями дерева, вспомнит о Давнем.
Только их гроб распадется, а сами гибки как лозы;
