— Сильный! Сильный!
— А робкий? Робкий в молчании несет свой крест.
— Аминь! Воистину так!
— Мир — пустыня. Лишь сильный выживет в ней.
— Аминь! Только сильный…
— Так не будьте же агнцами. Будьте львами, будьте волками! Пусть других ведут на заклание! Не сбивайтесь в трусливое стадо. Закалите сердца в дерзких деяниях. Если лишь одному суждено победить, то пусть это будешь ты!
— Лишь одному… в дерзких деяниях… львами…
Они ели у него с ладони. Он кружил по сцене, как дервиш, одежды его раздувались, певучий голос околдовывал паству.
— Будьте сильны. Не знайте страха. Знайте жажду боя и мудрость отступления. Если представится случай, хватайте его, как лев хватает добычу. Зубами вырвите победу из поражения, вырвите и упейтесь ею. Страшней человека нету зверя на земле. Так чего вам бояться?
Он радел и проповедовал, он выкрикивал злые слова о силе и власти. И стадо его ревело безумную литанию. Даже певчие в хоре кричали и в ярости потрясали кулаками.
Я впал в какое-то оцепенение и уже не вслушивался в слова, как вдруг мой клиент сказал нечто, что заставило меня вздрогнуть.
— Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его. — Мне показалось, что Эль Сифр смотрит прямо на меня. — Цитата хороша, но я бы добавил еще: если глаз ближнего твоего соблазняет[49] тебя, вырви его. Выцарапай! Выбей! Око за око!
Слова его пронзили меня насквозь. Я подался вперед, ловя каждый звук.
— Подставь другую щеку? Вздор! Не дай себя ударить. Если ближний твой имеет зло на тебя в сердце своем — вырежь у него сердце. Не будь жертвой. Ударь первым! Если глаз его злоумышляет против тебя — ослепи его, если сердце — то вырви сердце. Если любой член его злоумышляет против тебя — отсеки его и воткни ему в глотку.
Голос его перекрывал рев стада. Я сидел, не чувствуя своего тела, не в силах пошевелиться. Что же это? С ума я схожу или действительно Цифер описал сейчас все три убийства?
Наконец Эль Сифр победно воздел руки.
— Будьте сильны, — прокричал он. — Поклянитесь мне!
Зал бесновался.
— Клянемся! Клянемся!
Хор снова перестроился и грянул бравурную аранжировку гимна «Сильна десница Господня». Эль Сифр исчез за кулисами.
Я схватил Епифанию за руку и потащил за собой. Бормоча извинения, я пробился сквозь толпу в проходе, мы пробежали через фойе и оказались на улице.
У обочины дожидался серебристо-серый «роллс-ройс». Знакомый шофер в ливрее, прислонившийся к переднему крылу автомобиля, засуетился и встал по стойке смирно, увидев, что дверь с надписью «Запасный выход» отворилась и поперек тротуара расстелился прямоугольный коврик света. Вышли и оценили ситуацию двое негров-охранников в костюмах и темных очках, надежно-непробиваемые, как Великая Китайская стена.
Потом появился Цифер, с боков возникла еще парочка тяжеловесов, и все пятеро направились к машине.
— Простите, можно вас… — Я подался вперед и был тут же скручен главным верзилой.
— Ты смотри, без глупостей, — сказал он, перекрыв мне дорогу.
Спорить я не стал. Возвращение под своды больницы не входило в мои планы. Шофер открыл заднюю дверцу автомобиля. Я перехватил взгляд мужчины в тюрбане. Луис Цифер равнодушно посмотрел на меня, приподнял подол своего одеяния и уселся в машину. Шофер захлопнул дверцу.
Я смотрел вслед удаляющемуся «роллс-ройсу» поверх могучего плеча охранника. Тот стоял передо мной с невозмутимостью статуи и ждал повода. Епифания подошла ко мне и взяла меня под руку.
— Пойдем домой, — сказала она. — Растопим камин.
Глава сорок третья
Утро Вербного воскресенья было сонное и сладостное. Все было ново в это утро: я проснулся рядом с Епифанией, на полу, среди подушек и перепутавшихся простыней. В камине оставался один-единственный обгорелый кусок полена. Я сварил кофе, выглянул на лестничную клетку и забрал с коврика перед дверью воскресные газеты. Не успел я досмотреть комиксы, как проснулась Епифания.
— Ну как спалось? — спросила она, забравшись ко мне на колени. — Снов плохих не было?
— Вообще ничего не снилось, — сказал я, поглаживая ее шоколадно-бархатный бочок.
— Вот и хорошо.
— Может, заклятие спало?
— Может быть, — она тепло дышала мне в шею. — Зато он теперь мне приснился.
— Кто? Цифер?
— Ну да, Цифер, Сифр или как его там. Мне приснилось, что я сижу в цирке, а он — конферансье. А ты был клоуном, вас там несколько было.
— И что еще?
— А ничего почти. Это был хороший сон.
Епифания замолчала и выпрямилась:
— Гарри, какая связь между ним и Джонни?
— Сам не знаю. Как будто два колдуна тягаются, а я между ними попал.
— Это Эль Сифр попросил тебя найти отца?
— Да.
— Гарри, будь осторожен. Не доверяй ему.
«А тебе-то верить можно?» — подумал я, обнимая ее худенькие плечи.
— Не бойся, я не пропаду.
— Я люблю тебя. Господи, только бы с тобой ничего не случилось!
Мне хотелось сказать ей, что я люблю ее, хотелось повторять это снова и снова, но я промолчал.
— Это у тебя девичье увлечение, — сказал я, чувствуя, как колотится сердце.
— Я не ребенок, — она посмотрела мне в глаза. — Я отдалась Баке, когда мне было двенадцать лет. Это было жертвоприношение.
— Кто это — Бака?
— Это злой лоа, очень могущественный и опасный.
— Как же твоя мать допустила?
— Для нас это была честь. Ритуал отправлял самый могущественный хунган в Гарлеме. И он был на двадцать лет тебя старше, так что не говори мне, что я маленькая!
— А я люблю, когда ты злишься. У тебя глаза делаются как янтарные.
— Как же можно злиться на такого славного?
Она поцеловала меня, я поцеловал ее, и мы любили друг друга в то утро в кожаном кресле среди разбросанных комиксов.
Потом, после завтрака, я отнес в спальню стопку библиотечных книг, улегся и приготовился грызть гранит науки. Епифания в моем халате и собственных очках для чтения пристроилась рядом.
— Так, картинки не смотри, только зря время потратишь, — заявила она, отбирая у меня книгу и закрывая ее.
— Вот. — Она протянула мне фолиант весом килограммов в пять. — Я тут тебе отметила главу — в ней все про черную мессу. Тут литургия подробно описана: и латынь задом наперед, и дефлорация девственницы на алтаре…
