политических интриг. В те времена насилия черная гондола была идеальным средством беспрепятственно ускользнуть от врагов темной ночью; лишь послам разрешалось иметь золоченые, и это было не только знаком престижа, но и средством надзора. И опять причиной была политика.
Кэтлин увлек рассказ графа, и, наблюдая за появлением первых гостей, она подумала: сколько же раз зловещая черная тень накрывала ступени дворца со времен введения того эдикта.
Но ее интерес к столь абстрактным материям испарился, как только она узнала в первом госте Эдуарда Морока. Рядом с ним гондольер помогал сойти его спутнице, которую Кэтлин тщетно пыталась опознать, — прекрасно одетой женщине в ореоле рыже-золотистых волос, обрамлявших ее пикантное личико, столь прелестное, что Кэтлин даже вздохнула. Она видала в Италии красивых женщин, но эта выделялась особенно, и даже Паоло замер при виде ее.
— Так, Николь Брент вернулась в Венецию, — воскликнул он, — прошлый раз она здесь наделала шуму, угрожая бежать с совершенно неподходящим юношей, хотя я всегда подозревал, что она питает слабость к Эдуарду. Интересно, где это он ее откопал и сколько она здесь пробудет? Видали вы когда-нибудь подобное совершенство? — восхищенно вопросил он, наклоняясь к перилам.
Поглядев вниз, Кэтлин испытала сильное уныние, подтвердив безо всякого энтузиазма:
— Кажется, она очень красива, кто она?
— Американская девушка с таким количеством денег, что может заткнуть рот любому мужчине, хотя выглядит совсем иначе. Простите меня, милочка, но мне надлежит быть рядом с сестрой.
Кэтлин осталась одна, прислушиваясь к взрывам смеха внизу и ясно различимому, проказливому голосу девушки, перекрывавшему приветственные возгласы хозяев и иногда вступавшего в разговор Эдуарда.
— Я наткнулся на Ники в Париже; она вернулась, чтобы все время вам досаждать.
— Мне это нравится! Он наткнулся на меня! Да он там все перерыл в поисках меня и настоял на моем приезде сюда с ним. Я ему говорила, что устала бродяжничать и собралась домой в Америку, но он и слушать не хотел. И вот я здесь!
Кэтлин различила на свету, как Бьянка обняла девушку.
— Но это же замечательно! — воскликнула она. — Николь, ты, надеюсь, не остановишься в отеле? Ты должна переехать сюда!
— Да я с радостью! — живо ответила та.
— Где твои вещи? Мы их утром заберем.
— У Даниэли. Но Эдуард настаивает, чтобы я позволила ему написать свой портрет, поэтому, если я останусь тут, может быть, будет удобнее.
Голоса удалялись, а немного погодя усилились снова, на этот раз гости трещали в салоне. Лишь Эдуард, ответственный за все эти треволнения, решил покуда оставаться в стороне, и Кэтлин слышала его низкий глубокий голос:
— Кажется, я узрел что-то женственное на балконе только что! Какую новую чаровницу ты скрываешь, Паоло? Или я ее знаю?
Он шагнул туда, а Кэтлин отпрянула к балюстраде, вжавшись в нее спиной. Эдуард вскинул брови при виде ее, он был даже чуть напуган.
— Вы! — воскликнул он.
Кэтлин поистине потеряла дар речи. На какой-то миг в его глазах промелькнула радость, потом он перевел взгляд на ожерелье и браслет, сверкавшие под звездами ночи. Когда он снова окинул ее взглядом сверху донизу и оценил, она это поняла, ее элегантность, то лицо его приняло холодное выражение.
— Так, так, — произнес он, — к такому сюрпризу я был не готов!
Бьянка тоже вышла на балкон с видом кошки, поймавшей добычу.
— Ну разумеется, вы друг друга знаете, не так ли? — промурлыкала она, словно эта мысль только что пришла ей в голову. — Мисс Браун наконец убедили оставить отель и переехать к нам, и должна сказать, мы в совершенном восхищении от этого. Я уж начала беспокоиться, не случилось ли чего с тобой, Эдуард, но раз ты скатал в Париж, ты очень удачлив. Я сама там не была уже довольно долго, но у меня чувство, что скоро соберусь туда за покупками. — И она обернулась к Кэтлин и ущипнула ее за щеку. — А вот это мысль, а, милочка? Вместе отправиться в Париж за покупками!
Кэтлин невольно посмотрела на нее так, словно Бьянка несла что-то несусветное, но Эдуард заговорил холодно:
— Если мисс Браун еще не видала Парижа, тогда она, несомненно, получит удовольствие, как и ты, Бьянка. Ты идеальный гид, философ и… подруга, — заключил он, задержавшись на последнем слове.
Бьянка ослепительно улыбалась.
— Как мило с твоей стороны, сразу столько комплиментов, дорогой, — сладостно прошептала она.
Подъезжали другие гости, и Николь Брент присоединилась к ним на балконе. При виде Кэтлин она, казалось, удивилась, но после необходимых приветствий пожала ей руку очень естественно, однако при этом в ее глазах блеснул интерес.
— Так вы англичанка! — произнесла она. — Эдуард мне говорил, что встретил недавно девушку из Англии. — И она поглядела на него со смехом и вызовом, но он был столь мрачен, что Николь не посмела поддразнить его. Вместо этого она подошла к нему, взяла под руку и утешила: — Ну, Эдуард, дорогой, я тебя не отпущу! Все знают твою страсть рисовать красивых девушек, и на этот раз ты нарисуешь меня, правда ведь?
— Если хочешь, — ответил он немного натянуто.
— Ты прекрасно знаешь, я только для того и вернулась в Венецию.
— Ну, так давай сразу и начнем, скажем, завтра утром?
— Сегодня же, если можно. — И ее глаза заискрились весельем. — Но может, ночью не хватает света?
Бьянка только покачала головой, глядя на нее, и полные губы покривились в усмешке.
— Не провоцируй его, Ники, — порекомендовала она, — Эдуард не поддается на уловки, подобно другим. — И она повернулась к остальным гостям, как будто ничего более важного в тот момент у нее не было.
Кэтлин плохо помнила, как протекал вечер, она лишь сознавала, что было очень поздно, вернее, наступило раннее утро, когда первые гости стали расходиться. В столовой был организован буфет с замороженным шампанским и прочими возбуждающими напитками. Николь Брент пила водку, она старалась казаться избалованной состоятельной женщиной, разъезжающей по белу свету и соблазняющей молодых людей богатством и красотой. Она непрестанно с кем-нибудь флиртовала, но при этом не упускала возможности обратиться с чем-нибудь к Эдуарду; для Кэтлин было вполне очевидно, что они добрые приятели, если не более того.
С Бьянкой Николь тоже вполне ладила, казалось, нельзя было более восторженно приветствовать ее появление, чем это сделала Бьянка. И по мере того как время шло, — а Кэтлин молча сидела в углу комнаты, наблюдая за ними, — она решила, что в основе их дружеских отношений лежит странный самогипноз, а Эдуард Морок — камень преткновения в этих самых отношениях.
Бьянка почти не общалась с Эдуардом, зато Николь без конца теребила
