Однако оставался еще Исаак. Поняв, что его оставили почти все его люди, он послал наконец послов к королю Англии с предложением мира и уплаты 20 тысяч марок золотом в возмещение обид, нанесенных жертвам кораблекрушения; кроме того, он обещал освободить пленных со всем их добром и выражал готовность вернуться в Сирию с сотней рыцарей, четырьмястами туркопольцев и пятьюстами пеших оруженосцев. Более того, чтобы закрепить по обычаю мирный договор брачным союзом, император готов был отдать единственную дочь в жены тому, на кого будет указано королем Англии. В свидетельство своей верности он предложил в залог множество замков и даже поклялся в верности королю Англии, объявив себя его человеком и пообещав хранить во всей доброй вере, твердо и без дурного умысла предложенные условия. Ричард принял все эти предложения.
В тот же день, подкрепившись около полудня, император удалился в свой шатер; рыцари короля, которым поручено было охранять его, расслабились и предались полуденному отдыху. И тут Исаак неожиданно для всех бежал. Очевидно, его не устраивал мир, заключенный с королем Англии; своим поведением он давал знать Ричарду, что не собирается ни придерживаться мира, ни соблюдать заключенный договор. Предосторожности ради Ричард незамедлительно собрал вооруженные силы, доверив руководство ими Ги Иерусалимскому и иным князьям. «Преследуйте его, поймайте его, если сможете, — сказал им Ричард, — что же до меня, то я окружу весь остров галерами и буду стеречь его, чтобы никак нельзя было ему уйти от рук моих».
Он так и поступил. Перестроив свои галеры в две флотилии, он поручил одну из них Роберту Тернхемскому, а другую возглавил сам. Они расставили все корабли и галеры, которые только удалось отыскать, один за другим, цепочкой вдоль берега, особенно стараясь прикрыть дороги, выходящие к морю. Когда греки и армяне, охранявшие города и замки императора, а заодно и свои припасы провианта и амуниции, увидали, какие силы ополчились против них, они побросали все и поспешно бежали в горы. Король, таким образом, вместе с Робертом беспрепятственно овладел всеми этими городами, замками и портами, — убедившись, что они совершенно опустели, они вернулись в Лимасол.
На следующий день, пришедшийся на воскресенье 12 мая, когда праздновалась память Акилы и Панкратия, Ричард, король Англии, сочетался браком с Беренжерой, дочерью короля Наварры. Венчал молодых капеллан короля Николай. В тот же день во граде Лимасоле Иоанн, епископ Эврё, в присутствии многочисленных прелатов, архиепископов и епископов, в числе которых был и взявший крест епископ Байоннский, увенчал Беренжеру короной королевы Английской.
После этого король Англии, которому стало известно, что дочь императора пребывает в весьма укрепленном замке, именуемом Шерине, явился под стены его со своим войском; не успел он приблизиться к замку, как сама дочь кесаря вышла к нему и, пав ниц, предала ему самое себя, как и замок свой, в уповании на его милосердие. Затем Ричард взял еще один сильно укрепленный замок, называвшийся Бюффаван, и так, мало-помалу, овладел всеми городами и богатствами Империи.
«Злосчастный император укрылся в весьма укрепленном монастыре, который носил имя Главы святого Андрея (Капо-Сан-Андреа). Узнав, что король направляется в его пределы, он повергся к его стопам, также вверяя его милосердию жизнь свою и своих близких, не упоминая о королевстве, ибо ведал уже он, что все оно оказалось в руках и во власти Ричарда. Но он умолял короля не заковывать в железы его руки и ноги. Услыхав прошение сие, король отдал пленника под надзор своему постельничему Раулю Фиц- Годфруа и велел тому наложить на руки и ноги императора цепи из золота и серебра. Это произошло на острове Кипре в месяце июне 1-го числа, в канун Пятидесятницы. Ричард, отдав распоряжения касательно безопасности императора, а также относительно охраны городов и замков, оставил всю власть Ричарду Камвиллу и Роберту Тернхемскому и поручил им править от его имени».
«Король Англии удалился с Кипра на галерах 5 июня, увозя вместе с собой короля Иерусалимского, принца Антиохийского, графа Триполийского и других принцев, которых ему удалось найти на Кипре. А Рауля Фиц-Годфруа с императором он отослал в Триполи». На другом корабле плыли королева Беренжера, а также Иоанна Сицилийская и дочь Исаака.
Можно вообразить славу, которую снискал Ричард столь стремительным и блестящим завоеванием. Кипр представлял собой удобную гавань, расположенную совсем неподалеку от Палестины, и крестоносцы не замедлили учесть неоценимые удобства такой близости к Святой земле. Стремительность же, с которой король, впрочем, в доброй вере и ради защиты пилигримов, его сопровождавших, заполучил остров, поражала, словно удар молнии, достойный запечатления в воспоминаниях. Истинный ореол доблестного завоевателя отныне следовал за ним, и этот ореол остался на века.
На пути к Акре был совершен новый подвиг, еще более умноживший блистательную его славу. 7 июня 1191 года в море было замечено судно, несшее цвета короля Франции. Ричард направил к этому кораблю нескольких посланцев, которые должны были узнать, откуда, куда и зачем держат путь мореплаватели. Последовал ответ, что они — христиане, люди короля Франции, и что направляются в Антиохию с грузом провианта и оружия для короля. Ответ заставил Ричарда на какое-то время задуматься; «Король Франции не располагает кораблями такой величины. Если же они действительно из дома его, скажите им, чтобы они явились ко мне для разговора». Но когда посланцы вновь приблизились к незнакомому кораблю, с него полетели стрелы и даже «греческий огонь». Догадавшись, с кем он имеет дело, король тотчас приказал преследовать и захватить судно, пообещав всем своим людям, что добыча достанется им. Через несколько часов судно было потоплено. Оно перевозило около 1500 сарацинов, которые должны были попасть в Акру и укрепить там силы Саладина. Груз состоял в основном из оружия, провианта и глиняных сосудов с нафтовым маслом — то есть нефтью, которая особенно страшила воинов-франков и давала сарацинам очевидное преимущество на поле боя. Эта победа добавила славы Ричарду, королю Англии, именно тогда, когда он входил в залив Святого Иоанна Акрского, а происходило это на следующий день, 8 июня 1191 года. Можно себе представить, как обрадовались те, кому он пришел на помощь, и как укрепился дух сражающихся.
И как раз вовремя. Осада Акры началась, в сущности, еще за три года до этого. Предприятие казалось безнадежным, особенно после сокрушительной победы армий Саладина у отрогов Хаттина в 1187 году, в День святого Мартина, 4 июля, после чего уже никто не сомневался в полнейшем и близком изгнании европейцев с Ближнего Востока. В то время когда, по словам Джошуа Проуэра, «кости павших при Хаттине белели у подножия Отрогов», а победитель захватил у франков Иерусалим и важнейшие замки и города Святой земли, такие обособленные и побуждающие к сопротивлению предприятия, как осада Акры, кажутся весьма многозначительными.
Между прочими заслуживает упоминания эпизод, случившийся в Тире. Конрад Монферратский, которого летописцы называют «маркизом», не то феодал-сеньор, не то искатель приключений, отправился морем в Константинополь чуть ли не в то самое время, когда начались бедственные события, обернувшиеся потерей Святого града. Ничего не зная или по крайней мере не отдавая себе отчета в происходящем (его собственный отец Гильельмо де Монферрато попал в плен при Хаттине), он собирался пристать в порту Акры, когда вдруг понял, что на рейде происходит что-то непонятное. Обычно стоило показаться христианскому кораблю, как среди населения возникало немалое оживление. В церквях радостно ударяли в колокола, а духовенство встречало западных паломников крестным ходом. Теперь же колокола Акры не отозвались благовестом на появление западного судна, и это выглядело дурным предзнаменованием. Известно, что в мусульманских странах колокольный звон считается пагубным и потому запрещен. Конрад, человек осторожный, решил повернуть назад и благополучно вышел в открытое море. За ним и не подумали гнаться: новые хозяева города, знамена которых развевались над крепостями, приняли корабль итальянца за обыкновенное торговое судно. Конрад воспользовался своим везением и поспешил к порту города Тира, который нашел переполненным беженцами и в совершенном расстройстве, потому что город этот превратился в центр христианского сопротивления. С помощью пизанской эскадры и каких-то двух сотен сицилийских рыцарей город героически выдерживал атаки осаждающих с суши и с моря. С появлением неустрашимого «маркиза» жители ожили и воодушевились и сумели дать отпор воинству Саладина. Но вот обратная сторона медали: стоило бывшему королю Иерусалима Ги Лузиньяну, освобожденному Саладином по настоятельным просьбам его супруги, королевы Сивиллы (и взамен за сдачу Саладину города Аскалона), появиться у стен Тира, как городские врата пред ним затворились: Конрад предпочел остаться единоличным вождем обороны города и едва ли не почитал себя за наследника того королевства, которое незадачливый Ги Лузиньян не сумел сохранить.
