входную дверь. Царапанье прекратилось уже давно — вскоре после падения на мостовую большого камня: земля так содрогнулась, что пыль посыпалась со сводов. Очевидно, горгульи все-таки здесь жили.
Это дало мне достаточное чувство безопасности, чтобы чуть подремать пару часов назад, пока Трент нес стражу.
Одолженные у Айви часы у меня на руке сообщали, что до восхода двадцать минут. Двадцать минут, пока ад сорвется с цепи, а я здесь, изображаю из себя аса с пистолетом. Трент сможет соскочить, когда станет жарко, с помощью своего «магического слова», а я начертила за алтарем круг для себя и для Дженкса на случай, если дело повернется к худшему. Он продержится, этот круг, пока не появится Тритон. Мои колдовские припасы для перенятия имени у Ала были в этом круге, дожидаясь фокусирующего объекта. Я собиралась сплести проклятие, как только Дженкс принесет ДНК демона. Если я погибну, то хотя бы спасу всех, кто мне дорог.
— Ба-бах! — сказала я шепотом, потом снова заткнула пистолет за пояс. Мне до смерти любопытно было встать и посмотреть, что же там стукнуло по мостовой перед дверью. Усталыми глазами я посмотрела на статую, потом на Трента, сидящего спиной к оскверненному алтарю. Он задремал на пару часов около полуночи, надеясь на меня.
То есть мне его охранять до самого финиша — в предположении, что дорога домой мне оплачена. Черт побери, надоело мне это все. Гипотетическая лавочка амулетов, которой иногда дразнит меня Дженкс, сейчас выглядела вполне притягательно. Да, конечно, я была вся возмущение и оскорбленная невинность, когда говорила Тренту, что Дженкс не использовал мой обратный билет для попадания в безвременье, но последние несколько часов перед рассветом оставили у меня на душе глубокие шрамы, и я боялась, что живу в волшебной сказке, если ожидаю, что Миниас поверит, будто Дженкс — заколка для волос и заслуживает бесплатного проезда.
Трент почувствовал мой взгляд и проснулся. Глаза у него опухли от песка и смотрели устало, а лицо выдавало изнеможение. Я отвернулась, потянулась за шляпой, набросила ее на голову и надвинула так, чтобы его видеть. Выдохнула, снимая напряжение. Может, я сумею сообразить, как выбираться отсюда по лей-линиям, если мне не будут демоны дышать в затылок, как было тогда. Все равно пока вернется Дженкс с образцом тканей Ала, делать мне нечего, могу всю ночь ломать над этой загадкой голову.
Закрыв глаза, я заставила себя расслабить мышцы. Если Дженкс прав, то лей-линии и связывают безвременье с реальностью. И мне только нужно научиться ими пользоваться, тогда мы с Дженксом будем свободны.
В сотый раз за эту ночь я потянулась мысленно к ближайшей линии, но не стала к ней подключаться, боясь, что меня почует какой-нибудь демон. Я болталась там, ощущая несущуюся через мое сознание энергию как серебристую ленту с красным отливом. Вдруг до меня дошло, что энергия вся течет в одну сторону, в нашу реальность. Значит ли это, что безвременье сокращается, и его субстанция перетекает в нашу реальность как вода из маленькой лужицы в большую? Не поэтому ли в безвременье повсюду развалины?
Постепенно возвращалось напряжение, мышцы сжимались одна за другой, пока я пыталась вспомнить, что это за ощущение — переноситься по линиям энергии. Меня однажды вернула домой мысль об Айви.
У меня загорелись щеки. Тритон сказала, что я люблю Айви больше, чем церковь. Я не собиралась это отрицать, но есть разные виды любви, и не такой же я жлоб, чтобы моим якорем к реальности был кусок недвижимости? Родные и любимые, которые там живут, — только из-за них она что-то значит.
Горящие щеки остыли, когда я вспомнила ощущение раздираемой на части души и как Тритон держала меня в сознании, пока я снова не обрела тело. Сдвиг реальностей тогда раздробил мне душу или только тело?
Я пошевелила затекшими коленями. Глаза открылись, и я уставилась на новые кольца пыли под люстрами. Но запаха жженого янтаря даже не было слышно, и это меня тревожило. Трент рядом со мной зашевелился и сел, и я вздрогнула — забыла о его присутствии. С колотящимся пульсом я сдвинулась на дюйм или два, гадая, что ему нужно. Психует, что ли?
— Я хотел, гм, сказать вам спасибо, — произнес он, когда стало ясно, что первой я не нарушу неловкое молчание.
Я в удивлении глянула на часы Айви.
— Всегда пожалуйста.
Он подтянул колени повыше — в черном комбинезоне это было как-то странно видеть.
— А вы не хотите узнать, за что?
С безразличным выражением, продолжая делать вид, что все развивается по плану, я показала на разбитый собор:
— Что сохранила тебе жизнь в этой поездке на ковре-самолете?
Он оглядел разбитое помещение.
— Что прервали мою свадьбу.
Я заморгала и осторожно выдвинула предположение:
— Ты ее не любил.
Взгляд у него был тусклый, волосы — в белой пыли.
— У меня не было шанса это выяснить.
— Кери…
— Кери не хочет иметь со мной ничего общего, — сообщил он. Колени у него опустились, ноги вытянулись вдоль лестницы. Обычно собранное лицо расползлось в гримасе. — Зачем мне вообще на ком- нибудь жениться? Только ради политики.
Я посмотрела на него пристально. Молодой влиятельный политик — ему необходимо жениться, завести детей и жить тихой жизнью закулисных интриг и представлений на публику.
— Это не остановило тебя, когда дело касалось Элласбет, — заметила я, провоцируя его на дальнейшие откровения.
— У меня нет уважения к Элласбет.
Я смерила его взглядом с ног до головы.
— Не за что, — ответила я на его благодарность. — Я тебя арестовала, чтобы посадить в тюрьму, а не спасти от Элласбет.
Дженкс помог Квену украсть улики, указывающие, что вервольфов убивал Трент, и ФВБ пришлось его отпустить.
И все же Трент воспользуется последним прыжком из безвременья вместо того, чтобы торчать с нами и выговорить нам еще два. Ну, ладно. Это же и правда не его проблема.
У него губы дернулись в едва заметной улыбке:
— Только не говорите Квену, но ради этого стоило посидеть в тюрьме.
Я тоже было улыбнулась ему в ответ, но тут же перестала.
— Спасибо, что привез домой Дженкса, — сказала я и добавила: — И мои туфли. Как раз моя любимая пара.
Он почти улыбнулся, глядя на меня искоса:
— Мне это ничего не стоило.
— Но за то, что ты дал демонам наводку на моих будущих детей, я спасибо не скажу. — У него лицо стало вопросительным. Господи, он даже не понимает, что сделал. И даже неясно, хуже это или лучше. Стиснув зубы, я добавила: — Ты же сказал Миниасу, что мои дети будут здоровы и, возможно, будут уметь оживлять магию демонов?
У него челюсть отвисла. Я прижала колени к груди и буркнула про себя:
— Идиот!
Он даже сам не понимал, что сделал.
Я глянула на часы, потом на покрытые пеной окна. Скоро свет снаружи станет болезненно красным,
