Леди Хедерингтон пошатнулась, будто внезапно ее охватил приступ тошноты:
— Моя дочь, как вы изволили намекнуть, молода и впечатлительна. Она была огорчена, когда мы выгнали месье Лефевра. Но все сказанное вами доказывает, что у вас была большая причина нанести ущерб моему мужу, чем мы все предполагали.
— Я не закончил.
Он сильнее сжал набалдашник трости.
— Когда я покидал кабинет, где оставил вашего мужа, как вы полагаете, кого я увидел рыскающим в холле, как не мистера Лайонкрофта? Я был удручен, мне не хотелось ни с кем говорить, поэтому я укрылся в полутьме коридора. И видел, как он вошел в кабинет, который я только что покинул.
— Это правда? — пробормотала Эванджелина едва слышно, обращаясь к Лайонкрофту.
Прошло мгновение, потом он скрепя сердце смущенно кивнул.
Она попыталась не думать о том, что это могло означать.
Дребезжащий голос мистера Тисдейла продолжил:
— Я бы пошел в свою спальню, но их голоса повысились до крещендо. Хедерингтон заявил — тут я точно повторю его слова: «Что бы ты мне ни сделал, Лайонкрофт, я это вымещу на Роуз».
Мускулы Лайонкрофта напряглись.
— Пра-аа-в-да-а? — процедил сквозь зубы Эдмунд. — А что ответил на это наш хозяин?
— Он повел себя со своим обычным шармом. — Узловатые пальцы мистера Тисдейла прижали трость к груди. — Лайонкрофт сказал: «Нет, если сперва я убью тебя».
А потом послышался грохот.
— Гэвин, — взмолилась леди Хедерингтон. Лицо ее исказил ужас. — Пожалуйста, скажи мне, ты не…
Эванджелина молчала, хотя испытывала похожие чувства.
— Сказать тебе, что я не делал чего? Не приказал ему не бить тебя снова? Этого я утверждать не могу. К тому же он не согласился последовать моему совету. Такой человек недостоин того, чтобы жить в обществе. Но я его не убивал.
Эдмунд фыркнул:
— Тисдейл слышал, как ты угрожал его убить.
На щеках Гэвина заиграли желваки.
— Это так. Но не значит, что я его убил.
— Это не значит также, что ты пригласил его поиграть в шары, — усмехнулся Эдмунд. — По мне, так дело решено.
— Я его не убивал, — повторил Гэвин.
— Докажи сначала. — Эдмунд повернулся и бросил выразительный и насмешливый взгляд на Эванджелину. — Может быть, этот твой кусочек шелка и кружев попросит Господа помочь?
Эванджелина успела ухватить Лайонкрофта за сюртук прежде, чем он снова бросился на Эдмунда.
— Мне этого не требуется, — сказала она тихо. Все четверо повернулись к ней и уставились на нее. — Мистер Тисдейл сказал, что слышал, как они ссорятся в кабинете мистера Лайонкрофта, потом он услышал грохот. Но ведь кабинет не спальня. И подушки не производят грохота.
Мистер Тисдейл воззрился на нее:
— Вы защищаете честь вспыльчивого человека, полностью признавшего, что угрожал тому, кого вскоре нашли мертвым?
Эванджелина кивнула:
— Да. В кабинете не было подушек, чтобы мистер Лайонкрофт мог ими воспользоваться и задушить лорда Хедерингтона. Но даже если бы и были, ему пришлось бы тащить труп по длинному коридору, по лестницам через все гостевое крыло до спальни Хедерингтона, рискуя, что его кто-нибудь увидит, но этого никто не видел. Я считаю такой поворот событий маловероятным.
— Маловероятным, — хмыкнул Эдмунд, — но не невозможным. Откуда вам знать, что в ту ночь в кабинете Лайонкрофта не было подушек?
? Я…
— Мисс Пембертон, — перебил ее Лайонкрофт, обвив ее локоть своими длинными пальцами, — могу я поговорить с вами одну минуту без свидетелей?
— Нет. — Мистер Тисдейл погрозил им тростью. — Конечно, не можете. Это как раз и есть неподобающее поведение, о котором я говорил раньше. Вы полагаете, что мы все проследуем наужин, в то время как вы ускользнете с мисс Пембертон и останетесь без свидетелей, наедине, чтобы провести небольшую «дискуссию»?
Лайонкрофт еще крепче сжал локоть Эванджелины:
? Да.
— Я собираюсь стоять на своем и не слушать эту чепуху. — Мистер Тисдейл ударил тростью об пол: — Я собираюсь…
— Ступайте, — тихо сказала леди Хедерингтон. — Вы и Эдмунд отправляйтесь ужинать. Я останусь с ними. Ничего непристойного не случится, если я буду рядом с братом. Согласны?
Хотя выражение лица мистера Тисдейла свидетельствовало о том, что ему не хотелось оставлять Лайонкрофта наедине с женщинами, у него не оставалось иного выхода, кроме как прошествовать вместе с Эдмундом в столовую.
Гэвин повел Эванджелину и свою сестру в ближайшую комнату, где горели свечи, и этой комнатой оказалась библиотека. Он сделал им знак сесть, а сам закрыл за ними дверь.
Леди Хедерингтон нерешительно присела на край кресла с высокими спинкой и подлокотниками. Эванджелина примостилась на софе. Лайонкрофт сел там же. Не напротив, что было бы пристойно, но вплотную к ней, касаясь коленом ее колена.
— Гэвин, — заставила себя попросить леди Хедерингтон, — скажи честно.
Он не обратил на нее внимания.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он Эванджелину шепотом. — Признаться, что провели со мной в кабинете большую часть вечера?
— Это так и есть. Разве нет? — ответила она тоже шепотом.
— Как мне ни претит признавать это, но Эдмунд прав. Мое внимание к вам не льстит вашей репутации, если вы уедете домой опозоренная, оттого что я слишком много времени проводил с вами прилюдно, насколько хуже это отразится на вас, если станет известно, что я много времени проводил с вами наедине?
— Вспомните, что я не поеду домой. Я уезжаю. Я никогда больше не увижу никого из них. Так какое это имеет значение? К тому же я никогда не принадлежала к светскому обществу. И какое мне дело, что они подумают обо мне?
— Но для меня ваша репутация важна. Я хочу вам помочь, а не разрушить вашу жизнь. Я хочу…
— Хватит шептаться, — истерически закричала леди Хедерингтон. — Подвинься на свою сторону софы, Гэвин.
Помешкав секунду, он последовал ее совету и устроился в противоположном углу в расслабленной позе, положив одну руку на подлокотник софы, а другую — на спинку, широко расставив колени.
— Я говорил мисс Пембертон, — сказал он достаточно громко, — что предпочитаю не калечить ей жизнь.
— О, — воскликнула леди Хедерингтон и, помолчав, добавила: — Благая цель.
— Вы не разрушите мою жизнь! — воскликнула Эванджелина.
Он поднял бровь:
— Верьте мне. У меня большая практика по части разрушения жизней. Спросите мою сестру.
Эванджелина устремила взгляд на леди Хедерингтон, побледневшую при этих его словах.
— Не ты разрушил мою жизнь, — запротестовала она слабо. — Этому положил начало отец, когда заставил в семнадцать лет идти к алтарю, но Господь меня благословил четырьмя прелестными детьми, которых я не променяла бы на целый мир.
— В таком случае первое очко причитается отцу, — сказал Гэвин и помолчал, будто ожидая, что
