она предполагала. Принадлежит ли Куилью собственный разум? И говорила ли Каватина с
Нет. Некоторая часть Куилью ещё осталась неповреждённой. Большая её часть. Иначе её аура не сияла бы серебром вообще.
Каватина молилась, чтобы Вендонай сейчас не читал её мысли, или мысли Риллы, в противном случае он уже знает, что они собираются предпринять. Она молилась, чтобы искупление стало для неё бронёй, за которую демон не сможет проникнуть.
Всё ещё оставалось время для изгнания, пока ничего ужасного не происходило. Никакой опрометчивости, решила Рыцарь. Ничего, что могло бы вынудить демона действовать прежде, чем они будет готовы. Она будет играть дальше, сдаст рапорт и побежит так быстро, как только сможет, чтобы подготовиться к задуманному.
Каватина прочитала на Лелиану посылку, тщательно сформулировав текст, который не вгонит Защитника в панику.
Губы Лелианы напряглись. Она кивнула.
Они подошли к Высшему Дому. Рилла потянулась к двери, но Куилью загородила её.
— Спасибо за ваш рапорт, Леди Битвы. Пожалуйста, вернитесь к Насыпи, и ещё раз внимательно осмотри печати на Яме.
— Это может подождать, Леди, — Рилла кивнула на Каватину и Лелиану. — Довольно важно то, что эти двое рассказали мне.
— Сделай это, — отрезала Куилью. — Сейчас.
Рилла напряглась. Оставалось надеяться, что высшая жрица сочтёт это обидой на оскорбление, которое она только что нанесла Леди Битвы. Рилла слегка поклонилась и ушла.
Куилью посмотрела, как та спустилась, затем потянула, открывая, двери и отошла, давая пройти Каватине и Лелиане. Рыцарь напряглась. Неужели демон уводил их от людных мест туда, где сможет напасть?
Куилью направила их в комнату, в самом центре Высшего Дома — в помещение, где стоял её личный алтарь. В святое место, наполненное благословением Эйлистри. Демон пытается доказать что-то? То, что сила Эйлистри не властна над ним?
Как только Лелиана притормозила перед дверью, она поймала взгляд Каватины и изогнула бровь. Рыцарь решила, что ещё не время. Она подыграет, и посмотрит, что из этого выйдет.
— После тебя, Защитник, — сказала она.
Куилью закрыла тяжёлую дверь за ними. Круглую комнату пронизывали лучи лунного света, а стены были расписаны под лес. Когда каменная дверь закрылась, иллюзия стала полной. Мох, поддерживаемый магией, устилал пол, наполняя комнату лесным запахом. Пьедестал, покрытый золотом, чей край был на уровне глаз Каватины, стоял в центре комнаты. На нём лежал красный, словно от ржавчины, усеянный рытвинами кусок камня, размером с ломоть хлеба: кусочек луны, что упал на землю в ночь победы над Гонадором.
Куилью подняла Клинок Полумесяца над головой и начала танцевать вокруг алтаря. Как только высшая жрица скрылась за столбом, Каватина поймала взгляд Лелианы и кивнула, прежде чем начать свой собственный танец. Лелиана подняла почерневший меч, и начала танцевать. Её губы двигались, шепча песнь. Она взмахнула лезвием над головой, это выглядело как элемент танца, хотя, на самом деле, было частью заклинания.
В тот же миг, что Лелиана завершила заклятие, которое заставляло говорить правду, Куилью ускорила свой танец, вращаясь позади Каватины и уходя из зоны заклинания. Каватина почувствовала покалывание магии, и к своему ужасу поняла, что попала в зону действия заклинания.
Куилью повернулась к ней:
— Как ты узнала, что в Яме есть разрыв? — потребовала она.
— Я, — Каватина попыталась солгать, но не смогла.
Слова посыпались изо рта — не тщательно спланированный «доклад», а правду о том, что произошло. Хоралдин показал ей портал, и она, скользнув сквозь него, стала эфирной, и так она увидела разрыв, аморфы вытекающего из него и самопожертвование зеленоглазого дроу.
Куилью прервала её на этом месте кратким высказыванием:
— Этого достаточно.
Каватина скрыла своё облегчение. Высшая жрица не подумала спросить,
Лелиана слушала, держа в руке меч. Затем она странно поглядела на высшую жрицу и Каватину, будто желая спросить, что делать дальше. Но жрица не посмела этого сделать. Её поющий меч издал низкий, взволнованный звук.
— Вложи его в ножны, — сказала Куилью.
— Почему вы просите меня об этом, Леди Куилью?
— Потому, что он меня раздражает.
Лелиана слегка переместила оружие:
— Он больше не входит в свои ножны, Леди Куилью.
— Тогда найди другой способ заставить его замолчать! — прокричала Леди Куилью. — Брось его.
Лелиана покорно положила меч на пол, и звук прекратился.
Каватина улыбнулась про себя, поняв, почему Лелиана задала этот вопрос. Прямой ответ Куилью говорил о том, что заклинание правды лежало и на ней, как бы она не пыталась скрыться позади Каватины. Прежде чем Куилью смогла собраться с мыслями, Рыцарь спросила:
— Зачем вы открыли дверь к Яме, Леди Куилью?
Куилью нахмурилась, и это выражение было столь же чуждо её лицу, сколь выражение милосердия лицу Паучьей Королевы. Теперь Каватина поняла, как Хоралдин выяснил, что с высшей жрицей что-то не так. Всё в выражениях, тоне, и позе Куилью, было слегка неправильным. Её кожа выглядела липкой, как у больного. От неё даже исходил неприятный запах, словно она некоторое время ни купалась.
— К счастью для тебя, Каватина, мои приготовления не завершены.
Сердце рыцаря замерло. Куилью не ответила на вопрос! Действительно ли демон мог воспротивиться магическому воздействию Лелианы? Или был более простой ответ: это Вендонай открыл дверь, и он не обязан отвечать на вопрос, направленный на Леди Куилью. Ладони Каватины покрылись потом. Она сопротивлялась желанию покрепче сжать меч, Куилью могла расценить этот как нападение.
Каватина попробовала задать другой вопрос:
— Что за приготовления?
— Символ. Как только бы ты увидела тот разрушенный храм, это бы стало твоим концом. Ты бы вечно блуждала эфирной и сломленной.
— Я
— Конечно, нет, — отрезала Куилью, — я говорю о символе, который я начертала поверх того.
Каватина осторожно кивнула. Если там и был другой символ, то она не заметила его.
— И что это за символ?
— Тот, что вызывает безумие, — Куилью усмехнулась — ещё одно выражение, которое она никогда не использовала.
— Идея появилась из писаний Гонадора, — она говорила быстро, и будто хотела поскорее закончить разговор.
Возможно, молитва Лелианы затронула её.
— Несколько тысячелетий назад, Древний сделал неразумными аморфов, своих настоящих прихожан.