Господи, что у тебя во рту?
— Шоколадное яйцо. Я пытаюсь объяснить тебе, что сотворила убийственную вещь, — говорю я, облизывая губы.
— Такие, как ты, не делают убийственных вещей, Люси. Ложись спать.
— Однако мы сделали, — продолжаю я, умоляя его послушать. — Не преднамеренно. Случайно. Нет, я не пытаюсь снять с себя ответственность за свой поступок, потому что знаю, что это одна из моих худших привычек.
— Что именно? — Он вздыхает и снова закрывает глаза.
— Я была невнимательна. Я думала, что посылаю электронное сообщение Кэти о нашей возродившейся сексуальной жизни, а вместо этого отправила его всем родителям класса согласно списку.
Он резко садится. До него дошло.
— Ты — трахнутая идиотка, — медленно произносит он, обхватив голову руками и раскачиваясь вперед-назад. — Я изо всех сил годами пытался поддерживать дружеские отношения с этими родителями, балансируя с помощью тщательно выверенной стратегии, нацеленной на то, чтобы не быть с ними ни чересчур запанибрата, ни слишком чопорным, а теперь ты выставила напоказ внутренние проблемы нашей сексуальной жизни. Я, возможно, с этой минуты вообще стану импотентом, потому, что теперь всегда буду ассоциировать секс со страхом.
— Мне действительно очень жаль, — говорю я. — Думаю, что привлекательная мамочка была достаточно польщена. Она не так часто видит своего мужа, и это, вероятно, повысило ее самооценку. — Он ахает. — А вот папа-домохозяин был немного оскорблен.
— Ты сказала, что я назвал его Мелководьем? — упавшим голосом спрашивает он.
— Да, — признаюсь я.
— На самом деле я думаю, что он достаточно приятный парень. Просто я пытался тебя завести. Мне кажется, что вы нравитесь друг другу. Кстати, почему ты решила сообщить об этом Кэти?
— Потому что она знает, что у нас уже целую вечность не было секса, — говорю я вяло, не обращая внимания на его первое замечание.
— Тебе действительно необходимо делиться со своими подругами такими подробностями? — спрашивает он. — Мне скоро придется сидеть рядом с ней за обедом.
— Знаю. Но во всем этом есть и хорошая сторона, именно об этом тебе не надо беспокоиться, потому что как раз она этого сообщения и не получила.
— Все-таки ты Поллианна[67]! В школу я больше ни ногой. А ты, кстати, упомянула, что это было у нас два раза за ночь?
— Нет, — потерянно мямлю я.
— Растяпа! — стонет он и проваливается в глубокий сон.
Раньше я находила способность Тома не терять сон даже в кризисные моменты умиротворяющей. Это сокращало амплитуду моих тревог, ужимая их почти до точки. С годами, однако, это начало уязвлять меня, словно я единственная, кто совершает ошибки, и в раскаянном недоумении должна сражаться с темнотой, готовой вот-вот сожрать меня. Ночной страж ноющих младенцев, сестра милосердия, вскакивающая с постели при первой необходимости. Я хорошо знаю, как ночь заставляет расцветать пышным цветом едва наметившиеся побеги неурядиц, превращая их в экзотические заросли проблем. С другой стороны, Том сладко проспал все это время рядом со мной, невосприимчивый к сплавному лесу нашей жизни, выбрасываемому на берег нашей спальни, лишь сетуя иной раз, что я его побеспокоила, когда, вконец измученная, я возвращалась в постель в слабой надежде заснуть.
На следующее утро, пошатываясь от усталости, я бреду из школы одна. Пожалуй, неплохо бы выпить кофе и собраться с мыслями, думаю я.
— Привет, Люси, не хотите ли присоединиться ко мне? — говорит Роберт Басс, неожиданно пристраиваясь в очередь сзади. — У меня сегодня утром нет никаких встреч по поводу фигурной стрижки кустов, и я обещаю, что не буду вести разговор о своей книге.
Я вздрагиваю.
Даже с учетом электронного конфуза, кажется, будет невежливо отказать ему сейчас, хотя, как я понимаю, тем самым я нарушу сразу несколько зароков. Я старательно не поднимаю глаз от земли. Избежать визуального контакта таким утром, как это, не трудно.
— Мне, пожалуйста, двойной латтефраппуччино, — произношу я у кассы, затаив дыхание.
— Такого не бывает, — возражает официантка.
— Разрешите, я закажу для вас? — спрашивает Прирученный Неотразимец. — Почему бы вам не пойти вон туда и не подождать меня там? — Он указывает на маленький столик на двоих в самом укромном уголке кафе.
И через пару минут приходит, неся в руках две чашки кофе.
— Как ваши брови? — спрашивает он, как будто осведомляется о домашнем питомце. — Они не откликнулись на зов природы?
— С ними все прекрасно. — Я стискиваю зубы и рассеянно тру лоб. — Просто я немного устала.
— Неудивительно, после всей вашей… э… деятельности, — отзывается он.
Так мы сидим в течение нескольких минут — в приятном молчании, потягивая кофе и глядя в окно.
— Я очень сожалею по поводу сообщения. Ну, того… на Рождество… Техника, видимо, живет своей жизнью, — говорит он. — Я был бы благодарен, если бы вы о нем никому не упоминали. Нет, я не хочу сказать, что вы неделикатны, но просто после этого последнего электронного письма вчера вечером я забеспокоился — а вдруг вы вот так же случайно обнародуете и мое посягательство на приличия?
— Никому ни слова, — обещаю я, пытаясь вспомнить, кому уже я успела рассказать. — Я получила хороший урок.
— Хотя для моей жены это было утешительным рождественским подарком, — улыбается он. — А то она стала слишком подозрительна по отношению к вам. Она сказала, что в отношениях есть определенные рубежи, которые не следует переходить. Когда я показал ей вчерашнее сообщение, она поняла, что беспокоиться ей не о чем, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Понимаю, — отвечаю я и при этом так энергично киваю, что кофе выплескивается из моей чашки.
— Если знаешь, что есть рубеж, пересечь его гораздо сложнее, — медленно произносит он, как бы подыскивая правильные слова.
Я не до конца понимаю, о чем он говорит, и поднимаю глаза. Он сжимает мне руку повыше локтя. Я предвкушаю приятные ощущения, но вместо этого он так стискивает мою руку, что я чувствую, как в моих пальцах начинает пульсировать кровь. Он смотрит в противоположный конец кафе, и я слежу за его взглядом.
Буквоедка в окружении своих последовательниц из числа мам нашего класса — весьма многочисленных. Они сидят и глазеют на нас. В кафе воцаряется мертвая тишина.
Совершенно отчетливо я вдруг вспоминаю, что именно на сегодняшнее утро здесь назначено собрание мам. То-то пришли почти все! Роберт Басс бледнеет.
— Мы вас опередили! — Я вскидываю руку, чтобы непринужденно помахать им, и опрокидываю на него кофе. — Мы не ожидали такой хорошей явки. Не хотите ли подойти и присоединиться к нам? Или лучше мы к вам? — кричу я, промокая дымящуюся сырость на его коленях своим шарфом. Он морщится.
— Без труда не вынешь и рыбку из пруда, — заговорщически шепчет он, вновь обретая самообладание.
Я встаю, весело устремляюсь к их столу и сажусь рядом с привлекательной мамочкой. Роберт Басс садится рядом со мной с другой стороны. Я восхищаюсь его позицией.
— Никогда никаких извинений, никаких объяснений — это мой девиз, Люси, — шепчет Само Совершенство. При этом непонятно, к какой части моей жизни это относится. — Мне нужно спросить у тебя кое-что. Могу я рассчитывать на твое благоразумие? Мне бы не хотелось никаких широковещательных электронных сообщений об этом!
