расстоянии семейная жизнь выглядит такой чистой, такой приглаженной… Однако обычно я требовала представить фотографии на свое одобрение, если знала, что буду находиться в центре внимания.
— Что за фото? — спрашиваю я Тома.
— Ты там держишь Сэма и Джо и скоро собираешься родить Фреда, — отвечает Том, пристально глядя на свой бокал, — он понимает, что совершил бестактность. По какой-то причине ему всегда очень нравился этот снимок. Возможно, потому что он подчеркивает его мужскую силу. Но я от этого снимка в ужасе. Он знает это. У меня там выражение лица отупевшей самки, свойственное многим женщинам на последней стадии беременности; черты моего лица расплылись, растворились в мягких складках лица и шеи. Я выгляжу этакой сукой с прилипшими к ней щенками. Я непременно должна поговорить с Томом! Хотя, пожалуй, теперь слишком поздно. Этот образ уже запомнился людям.
— Вы изумительно выглядите! Я бы сказал — могущественный символ плодородия ацтеков, — сияет Пит.
Я теряю дар речи. Это совсем не тот образ, к которому я стремилась. Я уверена, что наша привлекательная мамочка никогда бы не удостоилась сравнения с символом плодородия какого бы то ни было племени, хотя бы и ацтеков. Ее последняя беременность, когда она носила четвертого ребенка, была первые шесть месяцев вообще незаметна, а позже многие спорили, ждет ли она ребенка или попросту начала набирать вес.
С облегчением я замечаю, что Эмма не оставлена на свое собственное попечение в кухне. Кажется, там командует Гай — распоряжается, сколько и каких продуктов следует положить на каждую тарелку и в какой последовательности нужно класть прошютто[70], брынзу и грецкие орехи. Процесс идет неспешно — каждые несколько минут они прерываются для поцелуя.
— Если они продолжат в том же духе, до обеда у них дело не дойдет! — Пит наклоняется к Кэти и целует ее в губы. — И у нас тоже.
— Если бы я когда-нибудь устроила званый обед с любимым человеком, то была бы, наверное, похожа на нее, — улыбается Кэти.
Пит по-хозяйски обнимает ее:
— Мы сможем давать столько званых обедов, сколько ты захочешь!
— Я пойду, помогу с приготовлениями, — вызывается Джеймс.
— Он превосходный повар, — замечает Пит. — Правда, Кэти?
— Очень хороший! — Кэти, глядя на меня, закатывает глаза. — Я собираюсь выкурить сигаретку. Хочешь со мной, Люси? За компанию.
— Я все знаю, — снисходительно вступает Том. — Мне дети рассказали.
Мы открываем двери и выходим на балкон. Здесь тепло, и мы садимся за круглый столик в окружении цветочных горшков с проклюнувшимися в них ростками. Я вижу, как Том и Гай оживленно беседуют в комнате. Я закуриваю «Мальборо лайте» из пачки Кэти. Я легко могла положить конец этой забаве: пока я не покупаю новой пачки, то не испытываю серьезной тяги к сигарете. Один раз я даже, выкурив в саду полсигареты и загасив ее, докурила оставшуюся часть лишь спустя пару дней. Кажется, если бы я сумела держать это пристрастие под контролем, то смогла бы каким-то образом справиться и со всем остальным.
Я пытаюсь объяснить это Кэти, но она смотрит на меня недоверчиво.
— Люси, как бы ты ни пыталась разумно объяснить положение дел, ты на скользкой дорожке. Твой брат прав. Надо держаться подальше от этого мужчины, особенно теперь, когда ты знаешь, что ваши чувства взаимны.
— Это вовсе не означает, что раз ты так думаешь, так и должно случиться, — возражаю я. — Это просто поднимает мне настроение. Тонизирует.
— Если вы оба думаете об одном и том же, то вероятность, что это произойдет, гораздо больше, — продолжает она. — Особенно поскольку вы не выказываете намерения расстаться.
Мне бы хотелось продолжить этот разговор, но тут на балкон выходит Джеймс. Он подходит к стулу Кэти и обнимает ее — так, что становится ясно: между ними было гораздо большее, чем между мной и Робертом Басом. Он смотрит мне в глаза, в то время как его пальцы поглаживают Кэти. Она пытается немного отодвинуться от него, но не потому, что хочет остановить его, а скорее потому, что понимает, о чем я думаю. «Почему, — думаю я, — она так сильно печется о моем моральном облике, в то время как сама, очевидно, спит и с Джеймсом?» Второй вопрос, на который мне хотелось бы получить от нее ответ: «Знает ли об этом Пит?»
Едва лишь эта мысль вспыхивает в моем мозгу, как на балкон выходит Пит. Я замечаю, что Кэти и Джеймс даже и не делают никаких попыток отстраниться друг от друга. Видимо, дело тут куда сложнее, чем я предполагала.
— Обед готов, — сообщает Пит, и оба мужчины возвращаются в комнату.
— Что происходит? — без обиняков спрашиваю я.
— Я не очень понимаю, — шепчет она. — Знаю, это немного необычно. Они не гей, дело не в этом. Думаю, они столько раз соперничали из-за одних и тех же женщин, что, в конечном счете, решили делиться. Тогда ни один из них не подвергается опасности брать на себя обязательства. Это противоречит условностям, я знаю, но это очень хорошо для моего «эго».
И тут меня поражает догадка. Все близкие мне люди, включая мою свекровь, захвачены одной большой авантюрой. По сравнению с ней моя интрижка с Робертом Басом — детский лепет. Я в достаточной мере реалистка, чтобы понимать: мое тело предаст меня еще многими способами в течение последующего десятилетия. Пожалуй, финальный рывок в этих обстоятельствах — вещь вполне разумная. Я пребываю в «Салоне последних надежд»[71]. Подумай о Мадонне. Четыре часа упражнений в день. Строгая макробиотическая диета. Борьба с разрушительным воздействием времени после пятидесяти — работа на полный рабочий день. А у Тома впереди еще двадцать лет, чтобы быть привлекательным для молодых женщин. Если мы с Робертом Басом разок переспим и заключим соглашение не допускать этого впредь, то тогда мы сможем контролировать удары взрывной волны. Решение проблемы в том, чтобы не позволять процессу продвигаться дальше. Это как с курением. Таким образом, я смогу держать под контролем последствия. Возможно, это решение принято под влиянием момента, однако я не буду ничего делать, чтобы продолжать отношения, но также и не предприму никаких мер, чтобы помешать тому, что должно случиться.
Впервые за шесть месяцев в моей голове появилась какая-то ясность.
— Ты осуждаешь меня, Люси? — спрашивает Кэти. — Ты как-то странно оживилась.
— Вовсе нет, — отвечаю я. — Мне просто интересно, не обгоняешь ли ты события.
— Ну, вот еще! Я не рвусь вступать в menage a trois[72]. Моя жизнь в этот формат не вписывается.
— А если бы вписалась? — не унимаюсь я.
— Если бы у меня не было детей, то, возможно, да. Хотя, думаю, было бы трудно объяснить Дену концепцию сразу трех пап, — смеется Кэти. — На самом деле это просто способ отвлечься и от ужасов развода, и от ненависти.
— Я думала, дело было немного проще.
— Было бы проще, если бы один из нас умер. Тогда у живущего осталось бы несколько положительных воспоминаний. Я диву даюсь, зачем вообще выходила за него замуж! Я теперь не верю ни в какие отношения. За исключением дружбы, конечно. Ты и Эмма — вы всегда рядом со мной.
Мы встаем, чтобы пройти в комнату. Я поднимаюсь так быстро, что задеваю ногой горшок с травой и чувствую, что поцарапалась. Я трогаю ногу на месте ушиба — палец в крови. А Гай уже машет мне рукой, призывая поторопиться.
— Я хочу сидеть рядом с вами, Люси! — Он выдвигает для меня стул. — Вы кажетесь мне очень знакомой.
«С чего бы?» — думаю я про себя, изо всех сил стараясь перестать представлять себе, как они с Эммой занимаются сексом в его офисе.
— Вы с Кэти давно знаете Эмму? — спрашивает он.
— Мы были неразлучной троицей еще задолго до того, как я вышла замуж, — отвечаю я. И чувствую, что краснею. Он разглядывает салат на своей тарелке, критически оценивая пропорцию инжира и грецких
