В ожидании Махатмы

никакого насилия.

— Да, это, конечно, тоже немаловажно, — согласился тот. — Что ж, приятно было познакомиться, — сказал он, протягивая руку. — Прощайте.

Шрирам пошел по тропинке, затененной кофейными кустами, живой изгородью и пучками бамбука, густо заплетенными вьюнками водного перца; канавы по обеим сторонам заросли темно-зеленой травой. Он так устал, что ему хотелось лечь на бархатную траву и заснуть, но у него были дела.

Их нельзя было откладывать.

* * *

Он должен был попасть в деревню Солур в трех милях отсюда. В ней было домов пятьдесят, разбросанных по склонам горы. Вокруг расстилались луга и долины. Было уже семь часов пополудни, когда Шрирам вошел в деревню. Здесь кипела жизнь. Мужчины, женщины и дети собрались в своих ярких одеждах под огромным баньяном и весело переговаривались друг с другом. На дереве висел газовый фонарь, и кто-то устанавливал два железных кресла, принесенных из более зажиточных домов. Кресла предназначались для каких-то важных людей, которых ждали в деревне. Шрирам зашел в лавку, единственную в деревне, купил пару бананов и запил их бутылкой содовой. Это его освежило. Он спросил у хозяина лавки:

— А когда начнется собрание?

— Очень скоро. К нам привезут кого-то выступить. Хорошее будет собрание. Ты не можешь остаться?

— Да, я останусь.

— Откуда ты?

— Издалека, — ответил Шрирам.

— А куда направляешься?

— Опять же далеко, — ответил Шрирам уклончиво.

Лавочник рассмеялся, словно услышал веселую шутку.

Он стоял, держась одной рукой за веревку, свисающую с потолка. Крошечная лавка была сделана из старых ящиков, сиденье для хозяина покрывали джутовые мешки. Верхнюю полку украшали бутылки газированной воды всех цветов радуги; связки бананов свисали с гвоздей у входа в лавку, чуть не задевая входящих по лицу; в нескольких ящичках и неглубоких жестянках были насыпаны жареный рис и бобы, мятная жвачка и леденцы. Лавочнику так понравилась шутка Шрирама, что он предложил:

— У меня есть хорошее печенье. Не хочешь попробовать?

— Английское?

— Английское печенье наилучшего качества.

— Откуда ты знаешь?

— Я его достал через одного друга в армии. Теперь их поставляют только военным. Настоящее английское печенье, которое на мили вокруг не отыщешь. В такие времена больше никто их достать не может.

— У тебя стыда совсем нет? — спросил Шрирам.

— Как?! Как?! В чем дело? — вскричал изумленный лавочник.

И тут же потребовал:

— Выкладывай деньги за то, что ты у меня взял, и убирайся отсюда. На тебе ведь кхади, так? О-о! О-о! А я и не заметил. Думаешь, ты можешь делать, что хочешь, болтать, что хочешь, и поступать, как последний хулиган.

— Можешь говорить про меня что угодно, но не смей плохо отзываться об этой одежде. Это… это… святыня, о которой нельзя так говорить.

Лавочник испугался.

— Хорошо, сэр, только, пожалуйста, оставьте нас в покое и идите своей дорогой. Мне не нужны ваши лекции. Вы мне должны две аны и шесть пайс… два банана по ане за штуку… и шесть пайс за содовую.

— Держи, — сказал Шрирам, вынимая из крошечного кошелька две мелкие монеты и шесть пайс и подавая их лавочнику.

— Понимаете, — объяснил лавочник, смягчаясь, — сейчас для бананов не сезон, потому они не так дешевы, как могли бы быть.

— Я с тобой о цене не спорю, я просто хочу, чтобы ты понял, что не должен продавать иностранный товар. Ты не должен продавать английское печенье.

— Хорошо, сэр, впредь я буду осторожен, после того как распродам эту партию.

— Если у тебя есть хоть какая-то гордость, подобающая индийцу, ты выбросишь всю партию в канаву и не позволишь даже воронам ее клевать. Понимаешь?

— Да, сэр, — ответил лавочник, которому не нравилось, что вокруг лавки собираются люди.

В конце улицы устанавливали трибуну для лектора, вокруг стояли группками люди и смотрели. Крестьяне были очень довольны. Тут уже вовсю шла работа, да и рядом тоже что-то начинали. Лавочник увидел старого врага, который всегда радовался его бедам: тот стоял на краю толпы и ухмылялся. Словно нарочно, ему на потеху, боги прислали сюда этого человека в кхади, прирожденного смутьяна. Лавочник взмолился, обращаясь к Шрираму:

— Прошу вас, сэр, отойдите немного. Я должен закрыть лавку.

— Можешь закрывать лавку, если хочешь, но я хочу, чтобы ты уничтожил это печенье, — произнес Шрирам с твердостью.

— Какое печенье? — встревожился лавочник. — Прошу вас, оставьте меня в покое, сэр.

— Ты говорил, что у тебя есть английское печенье.

— Нет у меня английского печенья, откуда мне его взять? Его даже на черном рынке не достанешь.

— Если это печенье не английское, тем лучше. Я начинаю лучше о тебе думать, но можно мне взглянуть на одну штуку?

— Нет у меня никакого печенья, — взмолился лавочник.

Толпа загоготала. Кто-то позвал кого-то:

— Эй, иди-ка сюда, тут Ранга попал в переплет.

— Оно у тебя вот в том ящике, — сказал Шрирам, указывая на один из жестяных ящиков.

Лавочник тут же поднял крышку и показал сосдержимое ящика: к счастью для него, это оказалась белая мука.

— Да разве ты только что не говорил, что у тебя есть печенье?

— Кто?! Я?! Да я просто шутил. Я бедный лавочник. Разве я могу покупать печенье по ценам черного рынка и торговать им?

— Оно у него за ящиками, сэр. Пусть покажет нам, что у него там спрятано, — крикнул кто-то из остряков.

— Заткнись и иди отсюда, — заорал лавочник.

С каждой минутой положение осложнялось.

— Мне очень жаль, что ты мало того что торгуешь иностранным товаром с черного рынка, но еще и лжец. Я готов жизнь свою положить на пороге твоей лавки, если только это сделает тебя правдивым человеком и патриотом. Я не уйду отсюда, пока ты не выбросишь весь свой запас в сточную канаву и не пообещаешь мне, что больше никогда в жизни не произнесешь ни одного слова лжи. Я буду стоять здесь, пока не упаду мертвым возле твоей двери.

— К чему тебе затевать со мной войну?

— Я только воюю с тем злом, которое кроется в тебе. Это война без насилия.

К лавке подошла женщина, которой нужно было соли на пол-аны. Шрирам остановил ее.

— Пожалуйста, ничего здесь не покупайте, — сказал он.

Женщина попробовала протиснуться мимо него в лавку — он упал перед ней в грязь на землю.

— Можешь пройти по мне, если хочешь, но я не позволю тебе ничего покупать в этой лавке.

Лавочник помрачнел. Какой злополучный день! На какое злосчастное лицо упал его взгляд, когда он проснулся поутру! Он взмолился:

— Сэр, я сделаю все, что вы скажете, пожалуйста, не создавайте для меня трудностей.