Потому что он очень хороший человек. Верно, он потому англичанам не нравится, что он им это прямо говорит.
— Ну, теперь-то он им нравится, не сомневайся.
Благодушный охранник спокойно следил, как заключенные обсуждали все эти вопросы, продолжая заниматься своими делами. Однако идею государства без тюрем он не одобрил.
— Как это можно без тюрем? — спросил он. — Тюрьмы всегда будут, кто бы там ни стал королем.
Вопрос был щекотливый.
Разумнее всего было посоветоваться со специалистом по политике, который у них имелся. Они обратились за ответом к Шрираму.
Шрирам в это время дробил камни, не обращая на них внимания. Он слушал, о чем они спорят, но ничем не выдавал своих чувств.
— Я ничего ни о чем не знаю, — заявил он.
Его засыпали вопросами:
— Да ты скажи, правда это или нет?
— Откуда мне знать? Я ведь здесь, с вами.
— А нас всех из тюрьмы выпустят?
— Всех? Это вряд ли. Если уж выпустят, то одних политических.
Охранник вздохнул с облегчением.
— Да, вот и ты так говоришь. Политические — это дело другое. В том корпусе тоже они есть. Я слышал, из них каждый день кто-то выходит. Это совсем другое дело. Только не все же здесь политические.
Заключенные возразили:
— Ну и что? Мы тоже люди. Почему с нами нельзя по-доброму? Ты, конечно, одно говоришь, но Махатма Ганди нам поможет. Ты говоришь, Махатмаджи о нас не подумает, а он хороший человек.
Они не могли сдержать любопытства. День и ночь говорили они об этом, пока однажды кто-то с помощью благодушного охранника не пронес в тюрьму газету. Ее вручили Шрираму, чтобы он внимательно прочитал и всем разъяснил. Под наблюдением охранника все расположились вокруг него в каменоломне возле тюрьмы, и Шрирам прочел им «Дейли-ньюс» от первой до последней строчки. Ему казалось, будто перед ним вдруг открылся огромный и бурный мир. Он читал о приближающихся политических переменах, о предлагаемом разделении Индии на Хиндустан и Пакистан, о решительном отказе Махатмаджи принять это предложение, о заседании кабинета и бесконечных дебатах в Дели, о смертях, катастрофах и потрясениях. Больше всего обрадовало Шрирама известие о том, что британцы, теперь уже без всяких сомнений, уходят из Индии. Он с гордостью сказал:
— Я на всех стенах писал: «Уходите из Индии!» И вот вам результат!
На него смотрели с восторгом. Он стал героем дня.
— А награду за твои труды тебе сейчас дадут?
Он прочитал об освобождении всех политических заключенных из всех тюрем страны; это было замечательно; впрочем, он не надеялся, что подпадет под эту статью. Ведь он не проходил как политический.
Начальник тюрьмы вызвал к себе Шрирама и на удивление дружелюбно сказал:
— Не знаю, что мне насчет тебя правительство прикажет. Мы получили список тех, кого надлежит освободить на этой неделе. Я это сделаю с радостью, это облегчит наше положение. Однако, — добавил он, проглядев список, — твоего имени здесь нет.
У Шрирама упало сердце. Значит, он остается в клетке, в то время как всех остальных отпускают на все четыре стороны. Кто-то плетет козни против него, решил он мрачно. Какой жестокий мир! Какие садисты! Начальник заметил выражение боли у него на лице и сказал:
— Очевидно, тебя не внесли в списки политических. Всех, кто занимался тем же, что и ты, правительство взяло под контроль. Если хочешь, можешь написать заявление с обязательством, а я его направлю, куда следует.
— Какое заявление? Какое обязательство? — спросил Шрирам.
— Тебе придется подписать обязательство, что ты будешь сообщать полиции о всех своих передвижениях, пока твои бумаги не изучат и не внесут тебя в список политических.
Шрирам подумал.
— Это — новая Индия, — спросил он, — или британцы по-прежнему здесь?
— Насчет этого я ничего не могу тебе сказать, — ответил начальник. — Это политика. Я просто выполняю все, что полагается по правилам.
Вдруг Шрирама озарило: подпиши он это обязательство, все трудности и лишения, которые он претерпел, будут сведены к нулю. Если он увидит Бхарати, она наверняка скажет: «Значит, вот как ты из тюрьмы выбрался? До чего же низко ты пал! Видеть тебя не желаю!» И он ответил начальнику:
— Нет, я такого обязательства дать не могу.
— Что ж, как знаешь. Увести заключенного!
Охранники схватили его под руки — он повернулся и вышел из кабинета. На душе у него было тяжело.
И все же настал день, когда он оказался в просторной комнате рядом с кабинетом начальника, где стояли рядами полки. Его привели туда без всяких церемоний надзиратели; за столом сидел человек в форме, а вокруг него толпился народ, и он выдавал всем узелки с одеждой. Шрирам терпеливо ждал, пока не подошла его очередь; человек взял у него из рук клочок бумаги, смерил его взглядом и выкрикнул:
— Номер шестьдесят семь!
Один из его помощников залез на стремянку, вынул узелок с одеждой и положил на стол. Человек просмотрел вещи, глянул на Шрирама и спросил:
— Твои?
Шрирам уставился на вещи — как давно он их снял, сменив на арестантский наряд! Его охватило волнение. Он прижал свои вещи к груди и сказал:
— Да, мои.
— Подожди, — сказал человек и выхватил узелок у Шрирама из рук. — Распишись вот здесь.
И протянул какую-то бумагу. Сколько еще бумаг надо подписать, сколько препятствий преодолеть, с досадой подумал Шрирам, прежде чем выберешься из этого ненавистного места!
Наконец все было подписано, и человек протянул Шрираму узелок с его одеждой — старый сюртук с застежкой под горло, рубашку и дхоти, в которых его арестовали целую вечность назад.
— Переоденься! Ты уже больше не заключенный.
Тут же при всех Шрирам начал снимать свой арестантский наряд.
От тюремной жизни он загрубел.
Человек остановил его:
— Зайди за полки и там переоденься.
Выйдя из-за полок, где хранились пачки пожелтевших бумаг и документов, Шрирам почувствовал, что снова стал самим собой. Он скатал полосатую куртку и штаны и сунул их в угол. Человек сказал:
— Ты свободен. Можешь идти.
Шрирам застыл на месте: он не знал, куда повернуть.
— Вон туда, — сказал человек. — Это дверь на улицу.
Шрирам помахал рукой и пробормотал:
— Ну, я пошел.
И открыл дверь. Он увидел небольшой дворик с забранной решеткой дверью в дальнем конце, перед которой стоял вооруженный часовой. При виде часового Шрирам чуть было не повернул назад, но, сказав себе: «Я больше не заключенный», гордо прошествовал к двери.
Стоило ему приблизиться, как часовой распахнул дверь.
— Выходишь? — сказал он, пропуская Шрирама. — Прекрасно! Постарайся не возвращаться. Но,