привезено из Китая, а также корень какого-то местного растения, чтобы снять сильную лихорадку. Те, у которых был понос, получили лауданум и толченые семена папайи, страдающие зобом — соль в таблетках.
Хромого мужчину он научил, как сделать костыли. Беременной женщине втер в кожу раздувшегося живота какую-то мазь. Для глухого малыша он не мог сделать ничего и сказал Эдгару, как огорчает его подобное зрелище, — сильнее, чем любая другая болезнь. Потому что у шанов нет никакого языка жестов, а даже если бы и был, этот мальчуган все равно никогда не услышит песен, что поются на ночных празднествах. Эдгар подумал о другом мальчике, глухом сыне одного из его клиентов, он все прислонялся лицом к деке фортепиано, чтобы ощутить вибрации. А еще Эдгар вспомнил пароход, плывший в Аден, и Человека одной истории. У глухоты могут быть причины, которые, возможно, не в состоянии объяснить ни один врач.
По поводу женщины, что не могла забеременеть, Кэррол долго разговаривал с Нок Леком. Когда Эдгар спросил, что он ей прописал, Кэррол ответил:
– Тяжелая ситуация. Она бесплодна и ходит по деревне, разговаривая с воображаемым ребенком. Я не знаю, как ей помочь. Я попросил Нок Лека отвести ее к одному монаху, который живет на севере и специализируется на излечении подобных случаев. Может быть, он ей поможет.
Ближе к полудню они осмотрели последнего пациента — тощего мужчину, которого подвела к стулу женщина, казавшаяся раза в два моложе его. После краткого разговора с ней Кэррол повернулся к оставшимся в комнате людям и сказал что-то на их языке. Они начали медленно подниматься и покидать помещение.
– Это займет некоторое время. Как жаль, что я не могу принять их всех, — сказал он.
Эдгар внимательнее поглядел на пациента. На нем была побитая молью рубаха и драные штаны. Он был бос, с кривыми и мозолистыми пальцами на ногах. На нем не было тюрбана. Голова была гладко выбрита, глаза и все лицо ничего не выражали. Глядя на Эдгара, он ритмично двигал нижней челюстью, словно пережевывая собственный язык или внутреннюю поверхность щек. Руки у него тряслись, совершая медленные ритмичные движения.
Кэррол долго говорил с женщиной, а потом наконец обернулся к Эдгару:
– Она говорит, что он одержим духами. Они пришли с гор, из деревни неподалеку от Кенгтунга, это почти неделя пути отсюда.
– Почему они пришли сюда? — спросил Эдгар.
– Шаны считают, что на свете существует девяносто шесть болезней. То, что происходит с этим человеком, не похоже ни на одну из них. Она обращалась уже ко всем знахарям в районе Кенгтунга, но они ничего не смогли сделать. Теперь слух о его болезни широко распространился, и знахари боятся иметь с ним дело: они считают, что владеющий им дух слишком силен. Поэтому она привела его сюда.
– Но вы же не считаете, что он одержим...
– Я не знаю, здесь я повидал такого, во что раньше ни за что бы не поверил. — Он помолчал, затем продолжил: — В некоторых районах Шанских княжеств таким людям поклоняются, их считают медиумами. Я был на одном празднике, где сотни крестьян собрались поглядеть на их пляски. В Англии такое называют пляской святого Витта, потому что этот святой считается покровителем истерии и нервных болезней. Но как назвать этот танец, я не знаю, святой Витт не слышит молитв из Маэ Луин. А я не знаю, какие духи терзают этого человека.
Он снова повернулся к мужчине и в этот раз заговорил прямо с ним, тот смотрел на него пустыми глазами. Так продолжалось долгое время. В конце концов Кэррол встал, взял человека за руку и вывел на улицу. Он не дал ему никакого лекарства.
«Святой Витт, — подумал Эдгар, — так звали деда Баха. Как же странно все связано, даже если это всего лишь имена».
Когда пожилой мужчина, шатаясь, медленно удалился, ведомый своей супругой, Кэррол повел Эдгара в другое здание, стоявшее отдельно от жилых бараков. Внутри на походных койках лежали несколько пациентов.
– Это наша маленькая больница, — объяснил Кэррол. — Я не очень-то люблю держать здесь больных. Мне кажется, они лучше поправляются у себя дома. Но я должен лично наблюдать за некоторыми наиболее тяжелыми случаями, обычно если это понос или малярия. А мисс Ма я обучил обязанностям санитарки. — Он показал на молодую женщину, которая в этот момент сидела у постели одного из больных, обтирая его влажной тканью. — Она ухаживает за пациентами, когда меня нет. — Эдгар кивнул ей, и она слегка поклонилась в ответ.
Они обошли пациентов, Кэррол давал объяснения:
– Вот этот юноша страдает от страшного поноса, и я опасаюсь, как бы это не была холера. Несколько лет назад здесь была страшная эпидемия, в деревне умерло десять человек. К счастью, с тех пор не было ни одного случая. Я держу этого парня здесь, чтобы он не заразил других... А вот крайне печальный, но совершенно обычный случай для этих мест. Церебральная малярия. Для этого мальчика я не в силах сделать ничего. Он скоро умрет. Я хотел дать хоть какую-то надежду его родным, поэтому поместил его сюда... А вот у этой малышки — бешенство, ее укусила больная собака. Сейчас многие считают бешенство очередным примером трансмиссивного заболевания, но, повторюсь, я нахожусь слишком далеко от европейской науки, чтобы располагать самыми современными данными.
Они остановились у постели маленькой девочки. Она лежала скрючившись, глаза были открыты, ужас застыл в ее глазах. Эдгар был потрясен, увидев, что ее руки крепко связаны за спиной.
– Зачем ее связали? — спросил он.
– От этой болезни человек действительно становится бешеным. Два дня назад она попыталась напасть на мисс Ма, поэтому нам пришлось связать ее.
В самом конце палаты лежала пожилая женщина.
– А она чем страдает? — спросил Эдгар, которого перечисленные болезни начали повергать в тихий ужас.
– Вот эта? — переспросил доктор. Он сказал женщине несколько слов на шанском наречии, и та приподнялась на кровати. — С ней все в порядке. Это бабушка одного из больных, вон того, который сейчас сидит в углу. Она пришла навестить его, и он уступил ей свою койку, чтобы она могла отдохнуть. Она сказала, что здесь очень удобно.
– А что, ему самому постель не нужна?
– Нужна, хотя ему и не угрожает столь непосредственная опасность, как остальным.
– А что с ним?
– Скорее всего, диабет. У меня есть несколько пациентов, которые обратились ко мне потому, что заметили, как насекомые пьют их мочу — это происходит из-за содержащегося в ней сахара. Некоторых шанов это особенно волнует, для них это равнозначно тому, что кто-то съедает понемногу их тело. Это еще один традиционный диагноз, который был описан древними браминами. Этому молодому человеку нет необходимости оставаться в моем маленьком госпитале, но так он чувствует себя лучше, к тому же его бабушке есть, где отдохнуть.
Кэррол поговорил с больным, а затем — с мисс Ма. Наконец он пригласил Эдгара последовать за ним наружу. Они вышли на солнце. Было уже слегка за полдень.
– По-моему, мы достаточно потрудились. Я надеюсь, это было для вас познавательно, мистер Дрейк.
– Да, действительно. Хотя вначале, надо признать, я был несколько ошарашен. Это не очень-то похоже на прием у доктора в Англии. Я имею в виду, что он слишком открытый для посторонних.
– У меня нет выбора. Хотя это даже хорошо, когда каждый может видеть, что англичанин способен и на что-то иное, кроме как держать винтовку. — Он помолчал. — Вчера вы спросили меня о моих политических взглядах. Вот вам мои взгляды. — Он рассмеялся.
– Понимаю, — медленно проговорил Эдгар. — Но, несмотря на все истории, рассказанные мне, я до сих пор удивляюсь...
– Чему же, если позволите спросить?
Эдгар смотрел на пациентов, неторопливо расходящихся от приемной доктора.
