Мы встретились в Раю… Часть вторая

беззащитность, усталость,
перед судьбой испуг.

Рама слегка побита,
лак облетел с углов:
ломаная орбита
встретившихся миров.

Гаснут миры. Огни же
долго еще летят.
Двое в зеркальной нише
сами в себя глядят.

* * *

Я не то что бы забыл —
никогда я и не ведал:
нет ни в Библии, ни в Ведах
слова странного: Амыл.
За окошком свет зачах,
обрываются обои,
навзничь мы лежим с тобою,
только что не при свечах.
Город медленно затих,
время — жирным шелкопрядом.
Мы лежим с тобою рядом,
и подушка на двоих.
Привкус будущей судьбы,
запах розового мыла —
от гостиницы «Амыла»
две минуточки ходьбы.

Но седина коснется перламутром
твоих волос, и загустеет кровь.
Я стану тучным и комично мудрым.
Мы будем есть по вечерам морковь —

протертую, конечно: вряд ли нам
простой продукт придется по зубам,
вот разве что — хорошие протезы.

Что заплутал, я чувствую и сам,
но не найду пути из антитезы
к синтезы гармоничным берегам.

* * *

Я позабыл тебя напрочь, мой ласковый друг:
как бы ни тщился, мне даже лица не припомнить,
а в пустоте переполненных мебелью комнат
зеркало в зеркале: мячик пространства упруг.

Времени бита нацелена точно: она
не промахнется, удар будет верным и сильным.
В комнатах эховых, затканных сумраком синим,
мячик взорвется. Но дело мое — сторона.

Дело мое — сторона, и уж, как ни суди, —
я не причастен к такому нелепому миру.
Мне уже тошно глядеть на пустую квартиру
и безразлично, что будет со мной впереди.

Времени бита нацелена — это пускай;
мячик пространства взорвется — и это не важно.
Я позабыл тебя, вот что, любимая, страшно.
Я же просил, я молил тебя: не отпускай!

* * *

Оркестр играет вальс. Унылую аллею
листва покрыла сплошь в предчувствии зимы.
я больше ни о чем уже не пожалею,