раковине. На полу стояли кеды, мокроступы, резиновые сапоги и туристические ботинки. Мои рейтузы, мятые и грязные после недавней рыбалки, свисали с буфета.
Как только я открыла дверь, у меня под ногами прошмыгнул кот. Папа пинком выставил его на лестничную площадку. Мурлыка снова провинился — на полу в виде зеленоватого облачка валялась запутанная капроновая жилка.
Я приставила сетку с продуктами к рюкзаку и указала пальцем на леску:
— Что же мы теперь будем делать?
В ответ папа только вздохнул.
— Придётся распутывать?
— Ага.
Итак, в эту чудесную послеобеденную пору мы с папой сидели друг против друга на полу и распутывали драгоценную леску.
— Держи вот здесь! — приказал папа и принялся распутывать бесчисленные завитки. Капроновое облачко на полу вдруг ожило, переместилось поближе к нашим ногам и съёжилось в жутко запутанный узел.
— Держи! Тяни вот эту петлю!
— Нет, не с этого надо начинать!
— С этого!
Мы долго пыхтели, а в итоге из одного узла получилось два, да таких, что и сам чёрт не смог бы их распутать.
В шестом часу, когда узлов стало ещё больше, мы окончательно убедились, что дальше возиться с этой леской не имеет смысла. Папа пустил в ход ножницы и, избавившись таким образом от узлов, соединил два свободных конца лески.
Мы вытерли потные лица и занялись рюкзаком. Когда всё было готово, папа встал на ноги и сказал:
— А теперь мы с тобой можем сходить в кино, а потом пораньше ляжем спать.
— Папа, а когда будем делать мамалыгу? — напомнила я.
Папа хлопнул себя по лбу и посмотрел на часы:
— Беги, моя девочка, в булочную и возьми ещё один батон. Подсолнечное масло и помидоры у нас есть. Да, и ваты захвати по дороге.
— Сколько ваты?
— Сколько? — папа задумался. — Возьми четыре пакета. Этого, пожалуй, хватит. Роси?ца! Ро?си!
В дверях показалась мама.
— В чём дело?
— Роси! Как делается мамалыга?
— Мамалыга? — брови у мамы поднялись до самой причёски. — В кастрюлю с подсоленной водой сыплете муку и перемешиваете до тех пор, пока не получится мамалыга. Потом добавляется масло, шкварки и…
— Стоп, стоп, стоп… — прервал её папа. — Ты мне расскажи, как делается мамалыга с постным маслом и помидорами для приманки?
Мама пожала плечами.
— Меня учили готовить еду для людей, а не для карпов! — заявила мама и хлопнула дверью.
— Вот вредина! — процедил папа и, заметив меня, возмутился: — Как, ты всё ещё здесь, хочешь, чтобы я тебя не взял завтра, так, что ли?
Я мигом вылетела из кухни.
Когда я принесла хлеб и вату, папа устанавливал на столе мясорубку. Рядом стояла бутылка с подсолнечным маслом и большие красные помидоры на противне.
Мы с папой накрошили хлеб и стали закладывать его в мясорубку. Папа завертел ручку, и на стол полезли сухие рассыпчатые червячки. Они тут же превращались в мелкую крошку.
— Нет, папа, ничего не выходит! — заметила я. — Это какие-то макароны!
— Вижу!
— А если мы добавим помидор?
— Да, пожалуй! Как это мы раньше не сообразили!
Сказано — сделано. Мы нарезали помидоры и перемешали их с хлебом. То, что получилось, пропустили через мясорубку. В этот раз хлебная крошка чередовалась с томатной пастой.
— Если плеснуть подсолнечного масла, дело пойдёт на лад! — решил папа.
Но от масла томатная паста осела на дно тарелки, а хлеб стал слипаться в комки.
— Получается всё что угодно, только не мамалыга, — огорчился папа. — Клёцки какие-то.
— Клёцки, конечно, а всё потому, что мы не добавили ваты.
Папа взглянул на меня с некоторым сомнением. Затем он распечатал пакет, оторвал ком ваты и сунул его в мясорубку. Когда ручка стала вращаться, вата намоталась на нож, и он напрочь заклинился. Как папа ни пыжился, ручка больше не проворачивалась ни вперёд, ни назад. Пришлось разобрать мясорубку.
В конце концов папа собрал это месиво в тарелку и вытряхнул в помойное ведро. Он вытер руки о мамин передник, оставив на нём большие жирные пятна, и вынул из кармана два лева:
— Ани! Сбегай, мой воробышек, в булочную и принеси ещё два батона.
Когда я принесла хлеб, в кухне стояла мама и держала в руках передник.
— Стирать будешь сам, имей в виду!
— Ладно, ладно! — примирительно сказал папа. — Если надо, и в химчистку снесу. Большое дело!
— С тех пор, как я за тебя вышла, одни мучения. А теперь ещё эта рыба, пропади она пропадом. Подавиться бы вам костью.
— Сперва наловить надо, а тогда, может, и до этого дойдёт, — усмехнулся папа.
— Я маюсь с утра до ночи, белого света не вижу…
— Роси! — Папа занял воинственную позу. — Я занят делом. Помогла бы лучше приготовить мамалыгу.
— А он ещё дурака валяет! — бросила мама скороговоркой и хлопнула дверью так, что чашки в буфете зазвенели.
Папа посмотрел в мою сторону, лукаво подмигнул мне и вздохнул.
— Любая страсть требует жертв! Неси сюда хлеб!
Не успели мы обрезать корку одного батона, как открылась дверь и в кухню вернулась мама.
Наверно, у нас с папой был довольно жалкий вид, потому что она улыбнулась своей доброй улыбкой и бросила небрежно:
— Смочите мякиш водой да разомните хорошенько руками.
Мы с папой переглянулись. Затем полили мякиш водой и стали разминать его. Мокрый хлеб расслаивался.
— Подай мне миску! — распорядился папа.
Мы положили хлеб в глиняную миску, в которой мама обычно квасила молоко, и начали месить. Месил папа, а я выполняла его команды.
К нашей великой радости, у нас получилось наконец что-то вроде теста. Глядя на меня, папа торжествующе поднял круглый ком. Но тесто прилипло ко дну миски, миска поднялась над столом и грохнулась на пол.
Папа шваркнул тесто на стол и начал собирать черепки. При этом он порезал себе палец, и пришлось его забинтовать.
Услышав шум, в кухню вошла мама.
— Скоро весь дом прахом пойдёт из-за этой рыбы! Всё уже перебили.
— Можно подумать, что с тобой такого не случается! — буркнул папа. — Кто расколол хрустальную
