Глазами любопытной кошки

Хотя снаружи дом был отделан все той же «туалетной» плиткой, внутри он оказался красивым. В интерьере соблюдался уйгурский стиль, чувствовалась любовь к деталям и изяществу. Здесь было очень свободно. В комнатах почти отсутствовала мебель, отчего они казались просторными и удобными; стояли только стол в гостиной и стулья. Во всех других комнатах полы были устланы толстыми восточными коврами от стены до стены, а кое-где они висели и на стенах. Вместо ламп здесь использовали резные канделябры. Каждый дюйм стен и потолка оклеили серебристыми обоями с цветочным рисунком, двери украсили резьбой, а в арочные проемы между комнатами – узорами и лепниной.

Кроватей не предполагалось. В Синьцзяне спят на матрасах, которые днем убирают в небольшие ниши в стене. Вещи лежали в трех чемоданах, сложенных стопкой в углу. У Джамилы был большой телевизор, тогда показывали нечто вроде китайской «Фабрики звезд». Победил парень, исполнявший песни «Куин» (Queen) на китайском языке; в подтанцовке участвовали мальчики в костюмах с рисунком под зебру.

Мы сели за стол, где уже стояли блюда с наном, сухофруктами и сладостями. А готовил для нас заботливый и обходительный муж Джамилы; он подал лапшу, пирожки с китайской капустой и ассорти из шашлычков. А чуть позже сварил вкуснейший суп с лапшой и бараниной.

ШАРФ ЗА ТАНЕЦ

Джамила пригласила нас на вечеринку в честь обрезания, которую устраивала одна из ее подруг. Но она опаздывала, а нам было неудобно явиться без нее. На противоположной стороне улицы находился торговый центр, там на нескольких этажах продавали кроссовки, электронику, одежду и прочее. С виду он походил на американские торговые центры, только у каждого магазина здесь был свой хозяин, и во многих продавалось одно и то же. Мы вернулись в банкетный зал и увидели только что подвергнувшегося процедуре обрезания мальчика, который бегал наперегонки с друзьями. Ему исполнилось семь лет – в Синьцзяне принято проводить обрезание в этом возрасте. Говорят, что чем старше мальчик, тем легче проследить за заживлением и предотвратить попадание в ранку инфекции. Мать мальчика и его сестры приветствовали гостей в платьях, похожих на наряды подружек невесты; с соответствующими прическами, напоминавшими шлемы, покрытые лаком с блестками. Джамила проводила нас к одному из многочисленных столиков с вращающимися подносами, которые ломились от непременных сладостей, нана, фруктов, орехов и розового чая. На танцполе кружились и играли дети.

Включили приглушенный свет, и началось представление синьцзянских танцоров. Они часто меняли костюмы и сначала исполнили номер в духе индийских фильмов, затем танец живота со свечами в обеих руках под одну из песен, которую я выбрала для диска «Звезды танца живота». Пиратские диски в Китае можно купить где угодно, и многие женщины были в восторге, узнав от Мелиссы, что, оказывается, это меня они видели на экранах телевизоров в своих гостиных.

Хозяйка попросила меня станцевать.

– Если им нравится, как танцует гостья, ей дарят шарф, – объяснила Джамила и добавила, что, если я хорошо станцую, это поможет хозяйке сохранить «лицо» (особенность китайского менталитета, которую я так до конца и не поняла).

Поскольку в уйгурских танцах преобладают движения верхней части туловища, а арабский танец живота намного более приземленный и чувственный, мне не хотелось вызывать скандал неадаптированной версией. Я попросила поставить уйгурскую песенку в исполнении девчачьей поп-группы и придумала танец, включавший в основном движения рук, кистей и быстрые повороты. За это мне вручили большой отрез атласного шелка – видимо, мой танец им понравился!

Мать и сестры позвали меня и Мелиссу за семейный стол. Волосы виновника торжества, наряженного в костюмчик для сафари, были украшены полосами блестящей краски. Он взял микрофон, собранно и уверенно произнес речь, которая в переводе звучала примерно так: «Спасибо, мама и папа, за то, что заботитесь обо мне. Когда я вырасту, я отправлю вас в Мекку».

Нам с Мелиссой и Джамилой подарили шарфы. Мужчины то и дело приглашали танцевать, но спустя какое-то время Джамила одернула Мелиссу и научила ее, как вежливо отказать, положив руку на грудь и склонив голову. По словам Джамилы, неприлично танцевать с одним и тем же мужчиной три раза подряд, если только он не твой муж.

МЕСТНАЯ СВЯТЫНЯ

В Синьцзяне Туюк известен как важнейшая мусульманская святыня, и набожные уйгуры даже говорят, что семь визитов в Туюк равноценны паломничеству в Мекку.

– А лучше хоть раз в жизни побывать и там, и там, – сказала Джамила.

Когда мы попытались найти водителя, который доставил бы нас в Туюк, она вызвалась отвезти нас.

– Не нужно искать легких путей и ехать с кем-то за компанию, чтобы попасть в святое место паломничества.

У ворот своего дома она проговорила:

– Мой муж сегодня уехал в Урумчи. Он будет учиться там целый год, но раз в месяц приезжать домой в гости. – Она часто говорила о том, какой замечательный у нее муж и как много он ей разрешает. – Подруги завидуют, но мне всего мало: у меня есть и другие мужчины.

Мы решили, что неправильно ее поняли – такое часто бывает. Поэтому, когда она сказала, что машину поведет ее бойфренд, мы снова понадеялись, что неверно расслышали. Оказалось, правильно. Бойфренд заехал за нами на корпоративной машине. Он сидел за рулем и не обращал на нас особого внимания. Святыня его тоже мало интересовала – он все время провел в машине на улице.

По пути нас остановила полиция: мы перестроились в неположенном месте. Это был полный абсурд, если учесть, что другие машины и автобусы ездили как им угодно, по всем четырем полосам вместо двух. Офицер забрал у приятеля Джамилы водительские права и выписал ему штраф. Мы думали, придется повернуть обратно, но он просто поехал проселочной дорогой.

Построенный из глиняных кирпичей посреди живописной долины, Туюк напоминал средневековый город. Вдоль дорожки, ведущей в гору, виднелись купола-луковицы гробниц, окрестные холмы скрывали древние буддистские пещеры, а в деревне стояла мечеть с бирюзовыми изразцами.

У входа нам вручили пластмассовые кувшины с водой и направили к строению из глины, где следовало совершить омовение среди кучек собачьих экскрементов и останков курицы.

– Сначала вымойте руки, потом подмойтесь, – проинструктировала нас Джамила.

К счастью, на нас были длинные юбки, потому что все это пришлось делать на улице. Затем мы снова вымыли руки, ноги, лицо и прополоскали рот. Джамила старательно оттиралась. Пожилые дамы неподалеку мылись с таким же рвением. Присев на корточки, мы с Мелиссой обменялись впечатлениями:

– И многие из твоих знакомых согласились бы разделить с нами этот «культурный опыт»?

Поднявшись по тропинке, мы очутились у символической гробницы «первого уйгура, принявшего ислам». Затем мы вошли в небольшую усыпальницу: миниатюрную версию мечети, стены которой были расписаны строками из Корана. Пол устилали пестрые ковры. Горстка банкнот свидетельствовала о том, что здесь принято делать пожертвования. Джамила куда-то исчезла, но мы видели, как ее изящные золотистые сандалии мелькнули под узкой каменной лестницей. Три старичка пригласили нас посидеть с ними, и один запел мантру.

Спустя некоторое время вернулась Джамила; она, пятясь, вышла из маленькой пещеры и спустилась по лестнице. Глаза распухли от слез. Какой-то мужчина символически поколотил ее мягкой, обитой тканью дубинкой.

Нам с Мелиссой приказали подняться по лестнице и пройти через калитку и тоннель во внутреннее святилище. Крошечная комнатка была битком набита людьми, которые сидели на полу, воздев руки к небу. Один мужчина молился в голос, и все плакали. После осмотра святилища нам приказали вернуться через тоннель и вновь спуститься по лестнице. Мы встали в очередь к мужчине с дубинкой на «избиение», которое, по словам Джамилы, было «полезно для здоровья».

В боковой комнатке на земляной пол клали деньги; там же стояли пластиковые бутылки с небольшим количеством жидкости, видимо оставленные в качестве подношения. На склоне холма я увидела множество связанных вместе платков.

– Если хочешь, чтобы твой любимый оказался рядом, напиши его имя на платке и привяжи платок здесь, – сказала Джамила.