напротив, - кунктатор.
Приведенный случай с взаимной резней горцев интересен не только изощренностью психотехники самого Ганнибала, но и невежеством даже наиобразованнейшей части римской интеллигенции. В частности, многие историки не могли взять в толк, зачем это Ганнибал произносил речь, разве что не взобравшись на кучу трупов убивших друг друга альпийских горцев. Более того, многие античные историки считали, что эта театрализованная резня все равно что спектакль; актерство же (низкая профессия) полководца унижает, делает ничтожным. А поскольку столь великий народ как римляне, рассуждали римские историки, ничтожеством побежден быть не мог, то и самой резни - не было. Не могло быть, потому что не могло быть никогда.
Но она была. Поэтому многие и многие историки (в частности, Тит Ливий к возмущению его комментаторов) ее подредактировали в соответствии с постулатами стихийной дарвинщины (исходящей из того, что раз вождь действует на благо, то он - хороший) следующим образом: дескать, была резня, Ганнибал ее остановил, а уж только потом, повременив, собрал сходку.
К счастью, нашлись исследователи, которые обратили внимание на подлог, описали его, описали сеанс подготовки к гипнотическому внушению ганнибаловцев. И этим дали возможность нам, потомкам, нащупать пути к объяснению сегодняшних наших неурядиц…
Да, конечно, особенности начала поразительных завоеваний Ганнибала мы рассматривали не ради него самого, но в связи со сверхвождем Наполеоном и его разгромом в России (далее можно понять суть и современных нам событий).
Ведь, в сущности, в России в 1812 году все повторилось почти в точности: был свой начальник конницы Муниций, был свой Варрон, обожаемый народом и истеричными женщинами, был свой Фабий и свой Луций Павел, которых высмеивали в войске, в народе и при дворе, а самое главное, была все та же толпа и искажающие действительность недоумки-историки.
Именно то, что Наполеон невротически воспроизводил Ганнибала, в самый ответственный момент поступая неадекватно, во многом и определило ход кампании 1812 года.
Глава десятая. ГРАФ РОСТОПЧИН - ДВЕ ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
Во времена Фабия толпа обожала таких, как Варрон. Сверхвождь Ганнибал также радовался приезду в армию этого субвождя.
Изменилось ли что-нибудь ко времени Отечественной войны 1812-го - ведь с тех пор прошло две тысячи лет?
Исчезли одни цивилизации, появились новые, но забыты и они, многобожие сменилось единобожием, и толпа стала носителем новых внушений…
Изменилось ли хоть что-нибудь?
Наполеон был одержим стремлением к власти над миром и потому неплохо чувствовал скверных людей. Он и назвал графа Ростопчина, знаменитого московского градоначальника, 'негодяем'.
Сразу и не поймешь - похвала это или осуждение?
В самом деле, царствовавший над Россией Александр I Благословенный Ростопчина очень ценил: до 1801 года Ростопчин занимал пост министра иностранных дел (одно из первых лиц государства!), в мае 1812 года (то есть еще до начала нашествия Наполеона) был назначен генерал-губернатором Москвы. В этой должности Ростопчин продолжал оставаться вплоть до 1814 года, из чего следует, что царь Александр I сердцем чувствовал, что граф Ростопчин Федор Васильевич - то, что надо, подходящий. Простая публика Ростопчина не просто любила, но обожала. Словом, пока Ростопчин властвовать мог, все были - за.
Противоположного, то есть невысокого, вернее, самого низкого мнения о графе Ростопчине был Лев Николаевич Толстой - по нравственным соображениям.
Естественно, что графа Ростопчина ругали и другие, те же чиновники - но только после снятия с должности; вообще всех низложенных вождей ругают - в угоду новым, дабы этих новых, оттенив, возвысить; подхалимство называется.
Но как бы то ни было, в вину Ростопчину ставили только то, что он из доверенного ему в управление города не произвел эвакуацию ценностей, в частности, не вывезено было с Монетного двора золото и серебро в слитках, мешки с медными деньгами, - и деньги эти пошли на усиление боеспособности армии Наполеона. Не вывезен был также и арсенал, одних только пушек оставлено было более 150, то есть свой орудийный парк Наполеон, благодаря Ростопчину, увеличил примерно на четверть! Странно однако то, что об утраченных ценностях ныне нет-нет, да и вспоминают, а вот об оставленных 22,5 тысячах русских, раненных в Бородинском сражении и при пожаре Москвы большей частью сгоревших, - почти нет. А ведь, в сущности, вина за их смерть во многом лежит на Ростопчине, графе, любимце Александра I и толпы.
Лев Николаевич, раскрывая гнусность характера Ростопчина, описал его с той же точки зрения, что и Наполеона: он показал сноровистость, с которой Ростопчин управлял толпой. И делал это Ростопчин столь же безнравственно, что и любимец европейских народов труполюб Наполеон или отцеубийца и извращенец Александр I Благословенный.
События, столь гениально описанные Толстым в 'Войне и мире', вкратце следующие.
С начала нашествия Наполеона русские войска, и по численности, и в подлости уступавшие нападавшим, ведут арьергардные бои, в которых Наполеон всегда убивает больше русских, чем те наполеоновцев. Генералы (преимущественно нерусские - это, как мы впоследствии увидим, важная деталь) требуют генерального сражения; Барклай де Толли, хоть и не русский, но поступает мудро и от генерального сражения уклоняется, тянет время, дает Наполеону увязнуть в просторах России, растянуть коммуникации, потерять часть войска больными, а также убитыми одиночными партизанами. Недовольны Барклаем де Толли царь, генералы-немцы и Ростопчин. Александр I смещает Барклая де Толли и с омерзением, но под ликование солдат-рекрутов (не путать с публикой! среди рекрутов был высок процент неугодников! - об этом ниже) назначает Кутузова. Кутузов продолжает политику Барклая - кунктаторствует достаточно грамотно. Так все докатывается до Бородина, где от войска Наполеона остается всего пятая часть, а у русских появляется даже некоторое - ничтожное - численное превосходство. Но - Бородинское поле остается за Наполеоном, потери русских опять-таки значительнее, чем у Наполеона, и Москва регулярными войсками оставляется.
Всегда ненавидевший Кутузова (по причине противоположности душ) граф Ростопчин, подобно Варрону, призывает население Москву не оставлять, а всем миром в едином порыве выйти навстречу армии Наполеона и во славу Родины умереть - всем. Ростопчин учил, что безоружным горожанам, если они соберутся в большую-большую толпу, не составит труда 'закидать шапками' супостата Наполеона, победившего все отборные войска всех государей Европы. Сам Ростопчин, пока Наполеон был далеко, обещал встать во главе ополчения и лично повести всех вперед и т. д. и т. п. … Публика от восторга рыдала. Ростопчину верили и его боготворили. Многие из Москвы уезжали, но самые преданные Ростопчину (и принципу вождизма!) оставались. Кутузова, решившего не давать еще одного столь желаемого Наполеоном генерального сражения и ради спасения Родины решившего Москву оставить, поносили; а Ростопчина превозносили и призывали вести их на бой - на бой кровавый, святой и правый (ну чем не древний Рим?).
Однако, когда после Бородинского сражения остатки русских войск прошли мимо Москвы, а стоявшие в городе войска начали его покидать, Ростопчин сноровисто вывез близких ему лиц и попытался вывезти в карете и собственную драгоценную персону. Но оставшийся в Москве народ - все источники называют его сбродом - явился ко крыльцу графа с требованием исполнить свое клятвенное обещание и лично вести на бой за святую Русь и т. п. Стало ясно, что сплотившаяся толпа попытается силой воспрепятствовать Ростопчину спастись из сдаваемой столицы.
И тут Ростопчин приказывает привести Верещагина, купеческого сына (конкретное историческое лицо, Лев Толстой даже имени его в романе не изменил). Сброд вообще купцов не любит, но не из возвышенных нравственных соображений, а потому что сами - другие, а еще из зависти к их богатствам.
Но Верещагин был гораздо 'хуже', чем просто купеческий сын - он был образован и даже знал иностранные языки. В силу одних только этих двух возбуждающих зависть и злобу обстоятельств у
