другого человека, порожденный неопределенностью ситуации.
«Нет-нет, нельзя поддаваться панике, – решил он, усилием воли беря себя в руки. – Если Лина вышла по делам, то возле двери на стуле должен остаться ее портфель. Если же…»
Артем не додумал мысль до конца и бросился в прихожую, по дороге чуть не споткнувшись о Мурку, которая решила опередить его. Стул оказался пуст. Налицо было второе «если», и он плохо представлял, что это значит и что в связи с этим следует предпринять. Только на душе стало еще тревожнее.
В любой другой ситуации Артем прежде всего обратился бы к Лехе, и вместе они бы придумали, как поступить. Однако сейчас это был точно не тот случай. Он вспомнил, как поднял приятеля на смех, который места себе не находил, когда его Светка дольше оговоренного срока задержалась у подруги в Можайске.
– Она же должна была приехать в восемь, а сейчас уже одиннадцатый час и мобила ее не отвечает! – кричал он в трубку. – Давай на моей машине проедем по шоссе. Вдруг, не дай бог, в ДТП попала!
– А если твоя Светка на электричке едет, а в мобиле батарейки сели? И пока мы будем раскатывать по шоссе, она приедет домой и примется тебя разыскивать, ты об этом подумал? – спросил тогда Артем. – Лучше в следующий раз бери у нее телефоны подруг, к которым она едет, а сейчас позвони в бюро происшествий. Но поверь мне на слово, ничего с твоей драгоценной Светкой не случилось.
Он оказался прав: Светлана действительно опоздала на автобус и возвращалась домой на электричке, а в сотовом сели батарейки. Но вместо того, чтобы поблагодарить друга за проявленное здравомыслие, Леха на время перестал с ним разговаривать, предварительно обозвав чертовым эгоистом и пообещав, что отольются кошке мышкины слезки.
И вот сейчас Артему вспомнился тот случай. И он неожиданно понял, что рассудочное и эмоциональное восприятия действительности – вещи разные. Когда за кого-то болит душа, мысли, как на грех, начинают путаться в голове. На первый план вылезают самые страшные, тревожные, зачастую нелепые, тогда как в благополучный исход боязно поверить, наверное, чтобы не упустить момент предпринять что-то жизненно необходимое. Чтобы не казнить себя потом до гробовой доски.
Ушла, взяв портфель с ноутбуком и бросив готовить ему ужин на полпути, – это так не соответствовало характеру ответственной, обязательной Лины, что Артем почувствовал, как ладони стали холодными и влажными, а взгляд начал снова бездумно метаться по стенам.
Чтобы успокоиться, он прошел в кабинет, сел на диван, сцепил руки перед собой и заставил себя сосредоточиться. Как ему сейчас не хватало преданного, все понимающего друга, который выслушал бы его и разделил бы с ним снедающее его волнение. Если бы он не повел себя тогда как – да-да! – как чертов эгоист, теперь бы уже названивал Лехе.
Артем неосознанно посмотрел на телефон, стоящий на письменном столе, и сразу же понял, что там что-то изменилось. Может, это «что-то» поможет ему найти загадку таинственного исчезновения Лины?
Он поднялся, подошел к столу и уставился на книжечку, распластанную рядом с фотографией в рамке. На титульном листе наискось шла надпись, сделанная перьевой, наверняка подаренной ему ручкой. И надпись предназначалась ему, другого просто быть не могло.
Артем взял в руки книжку, прочел две строчки и недоуменно потряс головой:
– Что за чушь? Какой трофей, какая коллекция?
Затем, нахмурившись, он перевел взгляд на фотографию. Маришечка обворожительно и зазывно улыбалась сквозь паутину трещин. Улыбалась, как все те недели, что Лина появлялась в его квартире. Так что же изменилось?
Отложив книгу, Артем поднес снимок к глазам, и увидел, что картонка, придерживающая фотографию с обратной стороны, не закреплена, как обычно. Он перевернул рамку, и картонка упала на стол, открыв знакомую прочувствованную надпись.
– Вот черт! – выругался Артем, ощутив досаду и одновременно облегчение.
Досаду – на непредвиденное осложнение в жизни, что приносила ему только радости самого разного свойства. А чего еще ожидать от столь откровенной и многозначительной надписи! Облегчение – оттого, что с Линой не случилось ничего страшного, она в целости и невредимости покинула его квартиру и сделала это по доброй воле.
Он сунул фотографию в ящик стола, уселся обратно на диван и принялся неспешно поглаживать вспрыгнувшую ему на колени кошку. Хорошо, что он не поддался панике и не выставил себя в глазах приятеля истериком, сходящим с ума по пустякам.
– Вот бы у Лехи появился повод напомнить мне и про мышкины слезки, и про прочую белиберду. Все бы мне косточки со Светкой перемыли, да не по одному разу. Нет, все-таки хорошо иметь трезвую голову на плечах, да, Мурка? – с самодовольным видом осведомился он у кошки. —
А сейчас сообразим себе чего-нибудь поесть. Сегодня продержимся, а завтра все будет по-прежнему. В крайнем случае послезавтра.
Артем не был уверен в этом на все сто процентов, но очень хотел надеяться, что так оно и будет. Не любитель выяснять отношения, он иной раз оказывался в ситуациях, когда приходилось принимать покаянный вид и убеждать оппонента в своей ангельской сущности. Причем, как правило, довольно успешно…
Глава 11
Обитая обшарпанным коричневым дерматином дверь едва не выгибалась под напором ухающих звуков тяжелого рока, доносящихся изнутри. «Бедные соседи, как они терпят все это?» – сочувственно подумала Лина и нажала на кнопку звонка. Ее возвращения в неурочное время никто не ожидал, и она могла застать Ксению, с которой вместе снимала квартиру, не одну.
Так оно и оказалось. Дверь открылась, оглушив Лину вырвавшимися на свободу грохотом ударных и хриплыми завываниями, отдаленно напоминающими человеческие голоса.
– А, это ты, – произнес дружок приятельницы по имени Сява. – Входи.
Правда, Лина слов не разобрала, но догадалась об их смысле по жестам и движению губ парня.
Когда дверь за ней захлопнулась, в крохотной прихожей появилась ритмично подергивающаяся Ксения, которую теперь следовало называть Акси – от Аксиньи, как пояснила она. Вытянув губы трубочкой, приятельница чмокнула Лину в щеку и прокричала ей в ухо:
– Чего так рано? Случилось что?
Лина кивнула и отвела взгляд.
– Сделать потише? – снова прокричала ей в ухо Акси.
Лина махнула рукой с таким видом, что, мол, когда вся жизнь пошла прахом, тяжелый рок – это мелочи.
Неожиданно приятельницу проняло. То ли жест был очень уж выразительный, то ли тоскливый взгляд Лины задел какую-то струнку в ее душе. Она на пальцах что-то объяснила Сяве, тот ушел, и пару минут спустя грохот смолк, отчего – по контрасту, видимо, – наступившая тишина показалась всем троим оглушительной.
– Мы тогда пойдем, все равно Сяве в мастерскую надо! – привычно прокричала Акси. – Если не явлюсь ночевать, не волнуйся! Я все-таки не одна, а с Сявочкой. Правда, зая? – обратилась она к вновь появившемуся в прихожей парню.
Назвать поклонника Ксении заей было все равно что Кинг-Конга – деткой. С ног до головы в потертой черной коже, позвякивающего цепями, с хвостом до лопаток, с серьгой в ухе и с крупными перстнями на пальцах, Сяву – по метрике и паспорту Вячеслава – Лпнпна прабабка наверняка причислила бы к подручным сатаны, доведись им встретиться.
Раньше Лина гадала, как будет выглядеть приятель Акси, если его одеть в цивильное и вообще привести в божеский вид. Сейчас же ей было на все наплевать. Она равнодушно пожала плечами в ответ на слова Ксении и тупо смотрела, как Вячеслав, взяв гитару в черном чехле, нетерпеливо поглядывает на подругу, поправляющую малиновую челку перед зеркалом и любующуюся последним приобретением – металлической бусиной под нижней губой.
– Цигель, цигель, ай-лю-лю! – поторопил ее Сява, протягивая куртку с капюшоном, отороченным мехом неизвестного науке зверя.
Но Акси посмотрела на него как на полоумного.
– Ты что? Мне еще пуанты зашнуровать надо!
