– Сообразительный ты, друг Василий. Липу, естественно, придется спилить. Она все равно наполовину сухая и, не ровен час, упадет…
– Подожди, не торопись, – прервал его Василич. – Другая ненормальная из этой троицы на нее тоже виды имеет.
– Не понял, – сказал Гоша, склонив голову набок.
– Охотно поясню, – ответил его собеседник. – Вчера, когда тебя не было, та, которая лопухи всякие возле водопроводного крана насадила, залезла на липу… Рисковая, я тебе скажу, баба. Так вот, залезла она и стала в дупло заталкивать ржавое ведро. Каково, а! Я, конечно, подошел полюбопытствовал, к чему это. И выяснил, что она в это ведро насыплет земли и посадит туда растения, амперные…
– Может, ампельные? – решил уточнить Гоша.
Василич не стал настаивать:
– По мне, что амперные, что ампельные – один хрен. Мы академиев не кончали, мы все больше по базам да по зонам обретались. Однако значение первого слова мне хотя бы известно.
– Ампельные растения, они откуда-нибудь обязательно свешиваются, – пояснил его приятель.
Василич хохотнул:
– Значит, на нашу с тобой баньку из дупла этой старой липы будут свешиваться всякие ихние… – Он не знал, как поточнее обозвать то, что будет свешиваться, и изобразил это нечто выразительным движением рук с растопыренными пальцами.
– Посмотрим, посмотрим, – задумчиво произнес Гоша и, вдруг лукаво усмехнувшись, поглядел на собеседника в упор. – Итак, ты принимаешь мои условия?
Василич изобразил секундную нерешительность, затем, крякнув, протянул ладонь:
– Эх, была не была! Если твоя Татьяна старая дева – джип мой на две недели. А если она та еще штучка, ну, ты понимаешь, что я имею в виду, – Гоша кивнул, – калымить мне на тебя, дружище, еще как минимум… – Василич посмотрел в сторону липы, прищурился, что-то прикидывая, и сказал: – Лишний месяц. По рукам?
– По рукам, – ответил Гоша, скрепляя договор рукопожатием.
Его все устраивало в предложении приятеля, кроме слова «твоя». Трудно было придумать что-то более нелепое. Но дать понять, что обратил на это внимание – означало предоставить Василичу лишний повод позубоскалить. А не хотелось бы…
Укладываясь в сарайчике на раскладушке, чтобы отойти ко сну, Гоша какое-то время прикидывал, как раздобыть нужные сведения о соседях. Но глаза слипались, и он решил отложить решение проблемы на завтра…
Ей никак не удавалось заснуть. От пережитого потрясения Татьяну сотрясала дрожь, сердце не хотело успокаиваться. Только через полчаса она задышала ровнее, мысли перестали скакать как ненормальные.
Ясное дело: о произошедшем ночью она никому не расскажет. Но как же тогда узнать, что делала Людмила на соседнем участке? Впрочем, часы показывали половину третьего и надо было уснуть любой ценой, иначе ей не встать завтра на работу.
Татьяна прибегла к испытанному способу: отправилась в только ей одной известную страну, где ее всегда ждал он – единственный и неповторимый. Но сегодня все оказалось еще более захватывающим, чем прежде: сцены в фантазийном мире перекликались с событиями реальной жизни…
Она шла по дорожке, выложенной квадратными плитками, небрежно помахивая изящной сумочкой, как вдруг на проезжей части, аккурат подле нее, сбавила ход машина – белая, с открытым верхом – и поехала вровень с ней. Привыкшая к мужскому поклонению, она, естественно, не обратила на более чем многозначительный маневр потенциального поклонника ни малейшего внимания. К чему ей еще один, когда она и так меняет их как перчатки?
Но неизвестный мужчина в кабриолете оказался настойчив и, чуть обогнав ее, остановился и вышел из машины. Более того, преградил ей путь. Это было уже слишком!
Возмущенно поведя открытым плечиком – на ней сегодня было бледно-голубое, воздушное, на тонких бретелях платье, – она подняла взгляд на наглеца. И это ее погубило. Перед ней стоял сказочный принц в джинсах и тенниске. Даже легкая небритость и то, что он явно разменял четвертый десяток, его не портили…
«Стоп, стоп, стоп!» – резко осадила себя Татьяна. В самом деле, это было уже слишком. Она же дала себе слово не смешивать грезы с действительностью. Иначе можно запросто заблудиться в двух сферах своего бытия, а ничего кроме горького разочарования ей это принести не может. И все же почему именно Гоша, а не галантный рыцарь с нежностью во взоре из тех, что давным-давно вымерли, если когда-либо и существовали на этой земле?
Татьяна вздохнула: да потому, что за последние несколько лет он первый хоть как-то обратил на нее внимание, и это настолько потрясло ее, что грозило подорвать устои той жизни, которую она вела.
Придя к такому выводу, Татьяна немного успокоилась. Но тут она вспомнила, что так и не навела справки о поспешном отъезде Семеновны – если слово «отъезд» здесь было приемлемо – и о новом соседе у всезнающей Веры Никитичны. Почему?
Она поняла то, в чем не хотела бы признаться даже самой себе. Тем не менее, собрав всю волю в кулак, Татьяна вынудила себя посмотреть правде в глаза: она не желает ничего знать о нем, то есть о Гоше, наверняка. То, что ей было известно, могло и не соответствовать действительности, а факты, как известно, упрямая вещь, с ними не поспоришь. Тогда пришлось бы что-то решать, предпринимать, а так она могла вести прежний образ жизни и предаваться привычным мечтам, которые уже давно стали неотъемлемой частью этого самого образа жизни…
«Пусть все остается как есть», – облегченно вздохнула Татьяна и, довольная таким решением, уснула…
«Нет, я точно спятил, – подумал Гоша, просыпаясь. – К чему было спорить, когда сведения обо всех обитателях соседней дачи можно запросто получить у любого здешнего аборигена». Впрочем, докопаться до всего самому казалось более привлекательным. Какое-никакое, а все-таки развлечение. Класть кирпичи, когда голова занята детективным расследованием, пусть и высосанным из пальца, сподручнее. Главное, чтобы Василичу тоже не пришло на ум обратиться за помощью, например, к здешнему блюстителю правопорядка. Неизвестно, как поведет себя Степаныч, Мотя же за мозговую косточку все выложит как на духу.
Гоше было невдомек, что друг Василий и думать забыл о споре, едва ударили по рукам. Ехать рыбачить в Карелию он собирался только в будущем году, да и то если обстоятельства сложатся удачно. А помогать строить баню приятелю намеревался в любом случае. Ведь ему же, любимому, в ней и париться!
Возводя по кирпичику дом, Гоша исподволь бросал взгляды на соседний участок. Вот проплыла в беседку «Жизель» и обосновалась там на полтора часа, проделывая со своим телом такое, что иной молодице и не снилось. Вот та, что вечно озабочена окультуриванием окружающей среды, пытается приладить к шлангу кусок трубы, чтобы можно было поливать настурции, которые она уже успела запихнуть в дупло старой липы.
– Эту бы энергию да в мирных целях, – с усмешкой пробормотал он.
Василич, трудящийся рядом, проследил за взглядом приятеля и миролюбиво произнес:
– Пусть себе развлекается, пока есть возможность. Муженек вряд ли позволяет ей так своевольничать дома.
На крыльце как раз появился Сева и, глубоко вдохнув свежий утренний воздух, с видом помещика обозрел окрестности. Проделав руками несколько движений, очень отдаленно напоминающих физкультурные, он счел, что с него довольно, и направился к гамаку с транзистором в руках.
– Ты заметь, благоверной даже на ум не придет обратиться к нему за помощью, – возмущенно буркнул Гоша.
– Еще бы, когда он в таком прикиде, будто на дипломатический прием собрался, – ответил Василич, вытирая испачканные раствором ладони о тельняшку на груди. – А впрочем, вполне может быть, что ей самой нравится все делать своими руками. Не находишь?
Гоша молча пожал плечами: мол, мне-то какое дело? В поле его зрения возникла та, которая звалась Татьяной, и он сосредоточил на ней все свое внимание. Так и есть, обошла всех и наверняка спросила, не
