Вон он, сундук из ее сна! Стоит у стены, прикрытый листами шифера. Темно-зеленый цвет и розовые цветы едва угадываются под вековым серым налетом, железные петли изъела ржавчина, но это точно был он. Однако, когда Надежда, оттащив шифер, попыталась поднять крышку за утопленную в нее металлическую ручку, у нее ничего не получилось.
– Ну и где теперь искать ключ? – вопросила она, обращаясь в пространство.
Ответа не последовало. Тогда недолго думая девушка отыскала подходящую железяку непонятного происхождения и поддела крышку. Один раз, другой… Сдула с лица упавшую прядь волос и поднапряглась в третий раз… Неожиданно крышка поднялась, огласив чердак мелодичным звоном. Получалось, что сундук не был заперт, просто петли прихватило от времени.
Надежда замерла, ожидая увидеть нечто необыкновенное, что заставит сердце замереть от ужаса или от потрясения. Груды драгоценностей, старые книги в тисненых золотом переплетах, череп, сквозь пустую глазницу которого черным блестящим ручейком стекает аспид. Это на худой конец, естественно.
Ничего подобного. В сундуке оказались сложены какие-то тряпки, наверное вышедшая из употребления одежда, а оборотную сторону крышки украшали пожелтевшие картинки. Примитивные, неаккуратно раскрашенные.
Заинтересовавшись, Надежда присела на корточки. То, что картинки называются лубками и являются произведениями народного дореволюционного творчества, она знала. Вот только видела их так близко впервые. На одной, в центре, мыши на салазках везли хоронить кота, на другой, чуть левее, плясали мужик в поддевке и девица в кокошнике…
Решив заняться изучением лубков попозже, Надежда обратила внимание на содержимое сундука. Она стала осторожно вынимать из него вещи, очень надеясь, что не наткнется ни на что такое, что ее испугает. Сверху лежал лиф от платья на косточках, темно-синий с глухим воротом, обшитый порванными уже кружевами. Надежда прикинула лиф на себя и поняла, что владелица платья была размера на два полнее ее. В памяти всплыли слова тетки: «Раньше таких тощих и бледных девиц, как вы сейчас, никто бы замуж не взял. Посчитали бы больными». Затем шла черная ажурная косынка с шелковыми кистями, большой квадратный кусок бордового бархата с выпуклым рисунком, два коричневых страусовых пера. Когда Надежда взяла их, пушинки опали, подъеденные молью, и в руках остались только тонкие ости…
Ближе ко дну обнаружился альбом, в котором разными детскими почерками были написаны стихи, адресованные не то Леле, не то Лёле. Около каждого стишка была приклеена картинка: розочки, котята, голубки, овечки с бантиками на шее.
Если бы тетка показала альбом, когда Надежда была маленькой, восторгу племянницы не было бы предела. Взять хотя бы двух белых лебедей, что плыли по водной глади, держа в клювах сердце из ландышей. Лет в восемь или в десять с ума можно сойти от подобной красотищи!
На дне в самом углу обнаружилась огромная книга в коричневом, местами поврежденном кожаном переплете и без надписи на обложке. Оказалось, Библия на церковнославянском. На титульном листе кем-то от руки черными чернилами было выведено: «Августъ, 1911 годъ». Рядом, завернутые в платок, лежали два домотканых полотенца с кружевом и красно-черными вышитыми крестом розами на концах. Внутри оказались две свечи с прикрепленными к ним помятыми белыми цветами. «Венчальные, – догадалась Надежда. – Только вот кто стоял с ними перед алтарем, хотелось бы знать?»
Положив все на место как было, она вдруг обнаружила выпавший неизвестно откуда крохотный прямоугольничек слегка пожелтевшего картона с ажурным уголком. Поднеся его к глазам, поскольку на чердаке было темновато, Надежда прочитала напечатанные курсивом имя, отчество и фамилию:
– Тут-тук-тук, – раздался веселый мужской голос за спиной девушки, и она, вздрогнув, обернулась. – Не хотел напугать тебя, как в прошлый раз, поэтому предупреждаю о своем появлении. Чего это ты сюда забралась? – спросил Владимир.
Надежда пожала плечами:
– Да вот, решила старые вещи разобрать.
– А почему с чердака начала? Барахла всякого и внизу хватает.
Девушка снова неопределенно пожала плечами. Не объяснять же про сундук, привидевшийся во сне.
– Сама не знаю.
– И что это тут у нас здесь? – полюбопытствовал молодой человек, подходя и опускаясь на корточки рядом с Надеждой. – Так-так-так, – произнес он, быстро и умело перебрав содержимое сундука. – Не сказать, чтобы густо, но и на это любители могут найтись.
– Я не намерена ничего продавать! – заявила Надежда и так резко опустила тяжелую крышку, что Владимир едва успел отдернуть руки.
– Эй, ты чего? Так и без пальцев меня оставить можешь. А я, между прочим, ими работаю! – недовольно воскликнул он.
– Настоящие художники работают прежде всего головой и сердцем! – резко возразила Надежда. – Одни руки требуются только ремесленникам, а не творцам. Сам же говорил!
– Ну, говорил, – усмехнулся Владимир. – Но я же не предполагал, что ты с ходу все просечешь насчет творчества. Ты, я смотрю, барышня восприимчивая…
– Только, пожалуйста, без иронии и снисходительности, – попросила Надежда, вертя в пальцах белый картонный прямоугольничек.
– Да я на полном серьезе, – заверил ее молодой человек, тараща глаза для вящей убедительности. – Чтоб мне на этом месте провалиться, если я вру!
– Вот этого как раз и не надо, – рассмеялась Надежда. – Не хотелось бы за компанию с тобой грохнуться на пол моей же комнаты. Половицы здесь довольно древние, топни посильнее и, не ровён час…
Владимир игриво приподнял брови:
– И мы окажемся прямо в твоей спальне, может, даже на кровати, да? Удачно, скажу я тебе, очень удачно. Так что я не против повторить свою клятву.
– Зато я против! – воскликнула Надежда, вмиг приходя в раздражение от своей промашки. Как она могла забыть, что с этим типом следует держать ухо востро! Ему бы только ёрничать да подкалывать ее. – И давай уйдем отсюда. Больше ничего интересного здесь все равно не найдем.
– Как знать, как знать, – пробормотал Владимир.
Он цепким взглядом обвел чердак и только после этого пошел следом за девушкой.
– Слушай, может, я чайку поставлю, а? – запанибратски обратился к ней молодой человек, когда оба спустились вниз.
У Надежды от пыли першило в горле, и она с радостью кивнула:
– Только приведу себя в порядок и руки вымою. Хорошо?..
Глава 9
Наверное, чашка чаю на Руси в определенные моменты жизни приобретает значимость не меньшую, чем трубка мира у североамериканских индейцев. После совместного чаепития среди его участников порой воцаряются такое взаимное согласие и душевное благорасположение, о которых еще час назад и подумать было бы нельзя.
К столу Надежда выставила варенье из заготовок тетки Нилы. Перебирая банки в стенном шкафу, устроенном на галерейке, она машинально отметила, что вроде бы никто из квартирантов здесь не рылся, следовательно, не посягал на чужое, что определенно говорило в их пользу. Но вот чем же все-таки занимается эта троица в тихом провинциальном Коврюжинске? Неужели только собирает и перепродает старые вещи? Несолидно как-то, да и вряд ли выгодно материально…
Считая, что имеет полное право знать, Надежда завела об этом разговор, как только представилась возможность.
– Если вы все трое художники, то почему не рису… не пишете портреты, пейзажи, натюрморты? – спросила она.
– Пишем, пишем, – заверил ее Владимир. – Но всему свое время. Здесь мы как бы в творческом отпуске – набираемся впечатлений, обдумываем замыслы…
– Это когда двое твоих приятелей отправляются спозаранок куда-то на машине?
