Надежда уже на следующее утро после сбора в доме всей троицы увидела стоящую сбоку от палисадника бордовую «Ниву».
– Можно сказать и так.
– А затем вы на пристани самоварами торгуете и прочим старьем?
Ее собеседник не спеша отхлебнул чаю из чашки с веткой сирени на боку и принял глубокомысленный вид.
– Мы не торгуем, мы спасаем, – наконец изрек он. – Видела тот поднос, что Богдаша на дворе уже вторые сутки отдраивает?
– Это ту закопченную прямоугольную штуковину с ручками? Я бы к ней даже пальцем не притронулась ни за какие коврижки!
– И многие поступили бы точно так же, – заметил Владимир. – Хозяйка этой, как ты выразилась, закопченной штуковины действительно выгребала на нее золу из печки. А до нее наверняка так поступали ее мать, ее бабушка, ну и так далее.
Надежда усмехнулась:
– И откуда тебе известно про бабушку? Она что, на том подносе расписалась и дату поставила?
– Не расписалась и дату не поставила. Зато там стоит клеймо известной ювелирной фирмы, и сделана эта штуковина из серебра лет сто назад. Антикварная вещица, одним словом.
– Что, правда? – удивилась девушка.
– Чистая правда. Не сойти мне с этого места. – И Владимир, чтобы подтвердить свои слова, поплотнее уселся на стуле и с видимым удовольствием отправил в рот очередную ложку смородинового варенья.
– И вы этот поднос тоже продадите?
– Вряд ли. А если и продадим, то только в хорошие руки, понимающему в таких вещах толк человеку, а не какому-нибудь там барыге, который его немедленно перепродаст абы кому, лишь бы побольше заплатили.
Надежда задумалась, а потом все-таки спросила:
– Но, выходит, вы тоже барыги? Вряд ли вы всем этим собирательством и куплей-продажей в ущерб себе занимаетесь.
Вопрос явно пришелся Владимиру не по нутру. Он недовольно поморщился.
– Это смотря как на это взглянуть, – наконец произнес он. – Вон у той бабки поднос наверняка сгинул бы в скором времени, а так она деньги за него получила, по ее меркам, немалые.
– А по твоим?
Он посмотрел ей в глаза и спросил:
– Хочешь начистоту?
Надежда кивнула.
– Вот ответь, как экономист, соразмерны ли деньги, которые получают наши, прости господи, звезды эстрады и ведущие сотрудники, к примеру, твоего института, с пользой, что те и другие приносят государству и людям?
– Ну, польза – это понятие растяжимое… – протянула Надежда, понимая, что не готова вести аргументированный спор на подобную тему. – Удовольствие, которое получают зрители в зале, тоже чего-то да стоит.
– А всем ли по карману это удовольствие?.. Вот то-то же. Раньше на всех заметных культурных мероприятиях лучшие места занимали так называемые блатные, теперь – богатые. И зачастую это совсем не те люди, которые понимают то, что они смотрят или слушают. Согласись…
Надежда покивала.
– Раз так, давай оставим тему купли-продажи в покое. Одно могу сказать: мы стараемся никого не обидеть и особо ценные вещи неизвестно кому не предлагать.
– Значит, вы ездите по городам и весям, ищете, что может представлять для вас интерес…
Владимир продолжил:
– Зачастую приводим в порядок, реставрируем. Этим, кстати, Богдаша занимается. У него золотые руки, из ничего конфетку может сотворить.
– А еще он что-нибудь делать умеет, этот ваш золоторукий Богдаша?
– Наш Богдаша? – удивленно переспросил ее собеседник. – Да он считается одним из самых талантливых монументалистов. Его работы отмечены многими премиями, в том числе международными. Особенно почему-то его любят японцы. Возможно, их потрясает размах Богдашиных работ.
– Никогда бы не подумала. Он всегда такой взлохмаченный, нечесаный, а его свитеру, наверное, лет десять.
– Точно подмечено. Но в этом вся суть его художественной натуры. Богдаше плевать, во что он одет и как выглядит. Когда его обуревает вдохновение, он вообще может о свитер кисти вытирать, а потом в нем же отправиться на свидание.
– А Филипп?
– Филипп у нас эстет и книжный график. Его любит творческая интеллигенция. Из тех, для кого важнее внутреннее содержание, а не внешний антураж. Он парень мастеровитый.
– «Парень» – ему как-то не идет. Ваш Филипп весь как из прошлого века.
– У тебя просто глаз алмаз, – усмехнулся Владимир. – Коржик очень старается соответствовать предкам. У него ведь в роду тот самый предприниматель Корш, что основал театр. Слышала о таком?
Надежда помялась:
– Наверняка слышала, только подзабыла подробности. Расскажешь как-нибудь?
Владимир, честно говоря, помнил только, что друг точно рассказывал о своем предке. Но было это еще в начале их знакомства, поэтому многое выветрилось из памяти. Однако марку держать следовало.
– Конечно, – заверил он Надежду. – Только не сию минуту, естественно. Сейчас лучше скажи, что это за карточку ты вертишь в руках?
Девушка удивленно посмотрела на свои пальцы. Оказывается, она прихватила с собой картонный прямоугольничек с ажурным уголком.
– А-а, это. Это, я так понимаю, визитная карточка тети Поли.
– Ты ее знала?
– Нет, конечно. Она умерла задолго до моего рождения. Но много о ней слышала от тети Нилы, да такого, что не забудешь. Прямо как роман. Прочтешь нечто подобное в книжке – решишь, сплошные выдумки.
Владимир усмехнулся:
– Неужто?
– А вот послушай, – предложила Надежда. – Эта тетя Поля приходилась двоюродной бабушкой моей тете Ниле. В пятнадцать лет ее выдали замуж за человека, который был вдвое старше ее. По преданию, он был грубым, к тому же имел любовницу, которая заправляла всем у него как у себя дома. Поначалу тетя Поля мало что понимала в происходящем. Но потом сообразила что к чему, а когда родила дочку, то взяла да и ушла с ней куда глаза глядят. И это безо всяких там документов, потому что вроде бы раньше, до революции, жену вписывали в паспорт мужа. По дороге обе они заболели тифом и девочка умерла, а тетю Полю выходили добрые люди.
Сейчас я уже не помню как, но оказалась она в Баку. Как-то шла она по улице и остановилась у витрины модной лавки. Хозяйка ателье ее заприметила и предложила работу, как говорила тетя Нила, модистки. Тетя Поля, к слову, очень хорошо шила. Прошло какое-то время, и хозяйка, которую все называли «мадам», сказала работающим у нее девушкам, как на подбор молоденьким и хорошеньким, что собирается устроить для них морскую прогулку. Те, естественно, обрадовались. Однако мадам их предупредила, что на палубу они поднимутся, только когда отплывут от берега на порядочное расстояние. Вроде бы объявлен какой-то там карантин.
Сидят, значит, девушки внизу и вдруг слышат, что двигатель судна перестал работать, а сверху доносятся громкие голоса.
– И что это оказалось? – спросил Владимир.
– Оказалось, что это члены местного общества блюстителей нравственности или чего-то вроде него. Им стало известно, что мадам собирает в своем ателье симпатичных девушек, а потом переправляет их в
